Хочешь Жить - Стреляй Первым

Зажав ее руки, я перебросил дергающееся тело через плечо и двинулся к темневшей расплывчатым пятном в полумраке, конюшне.

Мальчишка нашелся там же, на конюшне. Он наблюдал за нами. Когда я его позвал, он не сразу, но отозвался. Это был тот парнишка, который встретил меня у салуна. Мне было немного неудобно, но моя неловкость полностью перекрывалась остротой ощущений, только что полученных от близости с женщиной. В другой раз я бы не отказался от продолжения, но сейчас был не в том положении, чтобы потакать своим слабостям.

Тим привел меня в местный отель под названием 'Дикая роза'. Претензионное название, несмотря на выпирающую из всех углов бедность. Открывшая дверь женщина, седая и полная, в халате и папильотках, торчащих из-под чепца, представилась, как миссис Бапьер, после чего без перехода потребовала денег. Получив наличные, мне было категорично заявлено: никаких женщин.

- Мадам! - с чувством оскорбленного достоинства воскликнул я. - Я девственник. Своими словами вы просто оскорбляете меня. Я поклялся перед ликом нашего Иисуса, что не нарушу свою клятву...

- Держите ключ, мистер шутник. А имя сына божьего нельзя упоминать всуе! Это грех! - сейчас ее голос был ехидный, но не злой, каким был в начале нашего знакомства.

Получив ключ от номера и свечу, я поднялся с Тимом по скрипучей лестнице на второй этаж. С порога оглядел гостиничный номер конца девятнадцатого века. Исторический интерес погас уже на второй секунде. Железная кровать с пятнами ржавчины. Тюфяк, набитый соломой и покрытый серой простыней. Сверху лежит лоскутное одеяло, явно не первой свежести. В углу - рукомойник с зеркалом. Снизу - таз. Все это было в достаточной степени потертым и пахло старостью, пополам бедностью. Подошел к окну. Оно выходило на улицу. Вернувшись, сел на кровать. Принюхался. Пахло карболкой, хозяйственным мылом и еще чем-то слегка пованивающим.

'Средство от насекомых? - при этой мысли я тут же вскочил с кровати.

Парнишка от моего резкого движения, прямо-таки вжался в дверь спиной, возле которой стоял с того момента, как мы зашли в номер. Рядом с ним лежали дорожные сумки и оружие.

- Не бойся меня, Тим Морис. Я не сделаю тебе ничего плохого.

- Сэр, а откуда вы меня знаете?

- Всему свое время, а пока скажи мне, как часто меняют белье в этой дыре?

Тот пожал худенькими плечами: - Не знаю, сэр. Наверно, когда совсем грязным станет.

- А блохи тут есть?

- А как же без них!

- Класс! Номер-люкс!

Я осмотрелся еще раз, затем поставил подсвечник со свечой на массивную тумбочку, стоявшую у изголовья кровати, а сам сел на стул, стоящий у окна.

- Садись на кровать, парень.

Мальчишка, с определенной долей робости, сел на кровать, оказавшись в кругу неровного, колеблющегося света. Пламя свечи осветило худенькое тельце, в штанах и рубашке, не по размеру больших и грязных. Некоторое время он сидел, опустив глаза, но когда все-таки их поднял, я замер. В них клубилась тоска, страх и много всего прочего, о чем двенадцатилетний пацан не мог и не должен был подозревать. Подобный взгляд мог принадлежать взрослому человеку, много видевшему и много пережившему, но никак ни мальчику. Отодвинув эмоции в сторону, я только хотел начать разговор, как заметил, что парень правой рукой поглаживает одеяло, хранившее в себе грязь не одного десятка ковбойских сапог.

- Что не так с одеялом? Блох ищешь?

- Оно... мягкое и красивое.

- Хм! Ты что... давно не спал на кровати?

- Так давно, что даже и не помню, спал ли я на ней вообще.

- Хм. Считай, кровать твоя... на ночь. Если... ты не боишься животных, которые могут там водиться.

- Вы не шутите? Нет? Это здорово! - на лице паренька появилась улыбка, несмелая и робкая.

Не теряя больше времени, я выдал ему наспех придуманный рассказ об адвокатской конторе и человеке, который попросил его найти. Подробности и доказательства ему не понадобились, он сразу и безоговорочно поверил всему, что я сказал. Единственное, о чем он решился спросить, так это о своих родственниках, взявшихся за его поиски, но, получив в ответ, что это только мое предположение, решил удовольствоваться тем, что услышал. По всему было видно, он безумно рад, что уезжает отсюда, но особенно радовался тому, что едет в Нью-Йорк, о котором так много слышал. И опять же свою радость он проявлял не по-детски, то есть не стал прыгать по комнате и засыпать меня ворохом вопросов, а остался сидеть, только лицо озарилось тихой и робкой улыбкой. Такая иногда появляется сама собой, непроизвольно отражая внутреннюю радость одинокого человека, которому не с кем разделить ее. Я дал ему некоторое время, чтобы прийти в себя, затем спросил, что ему понадобиться в пути, как получил неожиданный ответ, что сборы в дорогу он берет на себя. И уход в до?роге за лошадьми тоже. Чем меня сильно удивил, а еще в большей степени порадовал.