Хочу быть богатой и знаменитой

Эта взрослая женщина иной раз вела себя как умудренный жизнью человек, а иногда как ребенок. Любознательный, искренне доверяющий тому, на кого, полагаться нельзя — это он о себе, как ни странно. Будь на то его воля, он бы ее себе не поручил ни при каких обстоятельствах. Но она доверила. Вот с этим надо что-то делать. И с самой ситуацией, и с ее детской непосредственностью. С ее ожиданием, которое нельзя обмануть.

Вдох-выдох и неторопливая прогулка до пункта назначения.

— Баня! Конечная остановка, леди энд джентльмены. Входи. Надо было тебе ее заранее осмотреть. Ну да ладно. Вот тут народ раздевается, от слова совсем. В баню изначально ходили мыться. А теперь гигиенические процедуры в бане выполняются в деревнях, после трудового дня. А для таких праздношатающихся как мы, осталось только удовольствие попариться. Для этого прогревается помещение, нагреваются камни на каменке — эти камни, лежащие на печи, становятся настолько горячими, что если на них попадет вода, то она с шипением испаряется и получается пар. Именно от этого слова и образован глагол «париться». Чтобы усилить физиотерапевтический эффект пациента раскладывают на полке и шлепают веником березовым или дубовым, некоторые елку предпочитают, эвкалипт. Некоторые предпочитают овевание, но об этом — потом.

В дверях предбанника показалась Демидовна.

— Как вам банька? Что-то плохонько ноне натопили.

— Нам сегодня она горячая и не нужна. Для массажа только погреться немного. Демидовна, забирай гостью.

Большая, грузная, спокойная женщина в возрасте, одетая в белый халат и косынку, наметанным глазом стрельнула в одного, потом в другую, и улыбнулась про себя: ой девкиии, однако и впрямь Иваныч себе жонку нашел. Сам мнется, спужать боится, а она, горлица, видать, и не поймет ничего. Вот редкой, чистой души дева-то.

— Все справим как должно. Только вы, Лександра Иваныч не уходите дале. За порожком и посидите. Мы как снарядимся, вас тут жа и кликнем.

Она повернулась к девушке:

— Скидавай одежу, вот простынку кинем на полок, забирайся на него и ложись на пузо. Чего стоишь?

— Что такое полок и где он?

— Ох, ты ж батюшки. Полок вот. Вот это место полком зовется. Моя ты красота, а уж не слепенькая ли ты? — Женщина даже нагнулась к лицу, внимательно рассматривая глаза гостьи.

— Нет, я вижу, в очках, в линзах. Очки с собою не взяла, а линзы в баню не носят.

— Ох, ты ж мнеченьки!

Она всплеснула руками:

— Давай-ка, вот этак, под локотки. От, нашарила? Теперь укладывайся. Лицом к стеночке, чтоб не хлестануть ненароком. Лежи, грейся. С себя одежу стяну и попарю тебя. Тут не до разговоров. Да и ты помалкивай, береги дыхание.

Демидовна плеснула на каменку домашним квасом, по бане поплыл хлебный дух, сама вышла в предбанник, затворив в баню дверь, наткнувшись на генерального.

— Вот, что я тебе скажу, мил человек, — обратилась она к стоящему у порога мужчине.

— Не знаю тваво роду-племени, заведения в дому у отца-матери, тока скажу тебе вот этак, по-простому, а опосля можешь выгонять меня за мои-то речи. Свою бабу кажон мужик сам парит. Она, поди, и по сю пору девка. Для нее мож и баня в новинку, токо ты ж мне про свои-то мысли сказки не сказывай. Сам входи, сам парь, да потом поговорите, аль наоборот — это не моего ума дело. Коль выбрал ее, так держи, не упусти. Да не спужай, знаю я вас кобелей блудливых, еще слова не вымолвите, а уже и заскочить норовите. А коль не твоя она, то вот те Бог, а вот порог. Не обессудь, но забижать тебе я ее не дам, как и игроваться. Видать сильно ей за жизню досталось и без тебя. Потому думай, да сказывай, одежу кто скидавать ноне станет? Ты? Иль мне раздягаться?

— Тебе, — сказал он и вышел из бани.

А вслед услышал:

— Тьфу ты, прости Господи, что за мужик-то ноне пошел!

Демидовна плюнула в сердцах и вошла в баню.

Наташу погрели и даже немножко попарили. Процедура не была болезненной, но и особой эйфории у нее не вызвала.

— Како ж тута удовольствие, када чужая тетка по тебе веником ходит? — Ворчала Демидовна.

— Да и банька чуть теплее, чем дедов пим, — что такое пим Наташа не знала, а спрашивать не решилась. Ей с баней хватило позора.

Потом был сказочный массаж. Такого массажиста она встретила впервые. Высокий, гибкий, одетый в розовое гимнастическое трико с темным пояском. На пояске столько стразов, что солнечные зайчики от них кружили нескончаемым хороводом вокруг нее, лежавшей на массажном столе. Он просил себя называть Стеф. Разминал, растирал, мурлыкал что-то о правильном питании, необходимости гимнастики, регулярности какого-то массажа, о новинках в ювелирном деле и о показе мод в Милане.

До номера она доплелась, рухнула на кровать и уснула без снов. Проснулась в три, захотелось пить. Кувшин стоял на столике. Ночная тишина оглушала. Пахло деревом, и было такое ощущение, что она выспалась. Была бы дома, то взялась бы за какое-нибудь дело. А здесь явно заняться нечем. Легла, закрыла глаза, и ей снова приснился сон, который мучил уже давно. Но только сейчас она наблюдала за собою как бы со стороны, а не была участницей событий.