Хочу быть твоей...

— Почему фотка с лентой? Как у покойника.

— Потому что Коля погиб… Ты не приезжал на похороны, твой отец сказал, что не отпустили тебя… — поясняет девушка, жалостливо глядя на меня.

— Не отпустили? Да мне не сообщил никто… — вскакиваю с дивана и мечусь по комнате, пытаясь уложить в голове страшную информацию. — Когда это случилось?

— Сегодня год ровно…

— Ясно… недолго был счастливым мужем. А как же его сын?

— Какой сын? — девушка смотрит на меня как на полоумного, кажется сбежит сейчас.

— Ну как, отец мне рассказывал, что молодая жена ему сына родила месяца четыре назад. Как это случилось с Колькой? И где моя мать? Отец на работе, наверное, а мама дома в это время обычно.

— У твоего отца инфаркт случился неделю назад, мама с ним, в клинике. Она собиралась еще на кладбище, и в церковь. Может уже там, — ежится Юлька, обнимая диванную бархатную подушку.

— Капе-е-ец… приехал домой, — падаю на диван и зажимаю голову руками.

Отец рассказывал мне сказки. Только вот зачем? Если брата уже год нет в живых, а Катя свободна. Моя Катёна…

— Денис, так ты правда не знал ничего? Коля был болен, его хотели в психушку отправить, а он погиб.

Про болезненную одержимость брата я знал, даже вырвался из командировки на его свадьбу, хотел посмотреть на счастливое лицо молодоженов. В глаза своей бывшей возлюбленной хотел взглянуть. Но нашел ее несчастную и разбитую. Хотел забрать с собой, но меня подпоили и очнулся я уже в другом городе.

Отец испугался за мою безопасность, отправил в секретную военную часть. Я не помню, как умудрился подписать контракт на год, покидать территорию части не имел права. Потом привез письмо от Кати, в котором она просила оставить ее в покое, что Колька отец ее будущего ребенка и она хочет с ним воспитывать сына.

Это был ее почерк. Я знал его наизусть, сколько лекций списал у нее в академии. Поэтому и поверил. И написала она его через два месяца после того, как стала вдовой, получается. Помню дату. Почему все это? Почему отец врал мне? Значит, Катя где-то сейчас одна растит малыша? Я должен найти ее!

— Он хотел избить жену, а она его шокером… и убежала. А он потом за руль сел, поехал ее искать… и сердечный приступ случился, он с обрыва в море рухнул. Если бы она его шокером не саданула, то может Коля бы не отключился за рулем. Я так думаю.

До меня только доходит, как сквозь вату, что соседка рассказывает про гибель брата, как все было. Если Катя виновата, значит она сейчас в тюрьме? Поэтому письмо. Тогда понятно, почему мне не рассказывали ничего.

— Его жену посадили за убийство?

— Прям, — фыркает Юлька, немного расслабляясь. — Расследования не было. И это мои предположения. Я учусь на медика, забыл? Если человека, у которого слабое сердце, садануть электрошокером, то вполне может случиться сердечный приступ.

— У Кольки было здоровое сердце, не жаловался никогда.

Мне не нравились все эти загадки, ох не нравились. И правду узнать не у кого, не будешь же мучить больного отца, выяснять причину его вранья.

— Ты знаешь, где брата похоронили? — спрашиваю у девушки, и та вскакивает, собираясь показать мне его могилу.

В прихожей натыкаюсь взглядом на ключи от своего джипа, возвращаюсь в гостиную, роюсь в шкафу, где мать хранит документы. Мне нужны мои права, нахожу их.

— А про жену брата не слышала? — спрашиваю, когда едем по знакомой дороге в сторону городского кладбища.

— Да что ей сделается. Полгода назад вступила в наследство, продала все и умотала куда-то из города. Твои родители отдали ей все, даже новую квартиру, которую на свадьбу подарили им. Она, наверное, и думать забыла, что замужем была.

Юлька рассказывала с таким презрением, будто про мошенницу какую-то. Но я знал Катю так хорошо, что понимал — наследство стало платой за одержимость брата. Он доставал ее нехило. Интересно, куда уехала.

— И не беременная она была, поймала Колю просто, сказав, что залетела.

— Не беременна? — нет, не верю. Я был там, в ресторане, когда она сообщила новость. Она не знала, кто из нас двоих отец ребенка.

— Неа, никто живота не видел.

У ворот у старушки Юлька покупает букет кроваво-красных роз и сует их мне в руку, потом ведет по узкой аллейке вглубь кладбища. Еще издали вижу худенькую фигурку, склонившуюся над могилой. Моя стрекоза…

Она почти не изменилась, только волосы стали длиннее. Странно ее видеть у могилы того, кто разрушил ее жизнь, сломал нашу любовь.

— Кажется, это здесь, насколько я помню, — громко говорит Юля, и Катя оборачивается на ее голос.

Я же застываю на месте, с такой силой стискивая стебли чертовых роз, что шипы впиваются в ладонь. Мое сердце бьется о ребра, мешая дышать. В ее огромных шоколадных глазах удивление и боль, сожаление. О чем она жалеет? О том, что стала вдовой, или о нашей любви?

— Катя… — голос чужой, будто высохший. Больше ничего не могу сказать, язык стал таким тяжелым, что не слушается.

— Привет, — здоровается она, будто только вчера виделись. — Брата проведать пришел?

— Да, я только сегодня узнал, утром приехал.

— Не буду мешать, — отступает на асфальтовую дорожку, разворачиваясь к выходу.