Уверена, декан почувствовал мой страх и поэтому сделал в первую очередь то, что должен был сделать — он поднялся из кресла, прошел у меня за спиной и захлопнул дверь. Где-то сзади вероломно щелкал замок, а у меня все мелкие волоски на шее становились дыбом. Он отсекал мне пути к отступлению, перестраховывался на случай отказа, попытки побега. А ведь сам еще ничего мне толком не сказал…
Я слышала о том, что некоторые девочки с потока жаловались на абьюз. Но мне в это не верилось. Я думала, что это невозможно, пока сама не оказалась взаперти — в его роскошном кабинете. С коричневым кожаным диваном, на котором без проблем бы поместились двое. А то и трое людей. В любом положении. Будь то поза сидя или лежа. Или как угодно по-другому.
А ведь совсем недавно у знакомой был аборт. И она не комментировала, кто отец. Но подруги за спиной шептались, будто это декан. Она была беременна от Шептицкого — от этого ловеласа в белом пальто. И вот теперь я сама оказалась на краю той самой пропасти.
— Зачем вы закрыли дверь? — спросила я, вытирая каплю пота со лба.
Хоть и был уже сентябрь, на дворе стоял погожий день. Было по-летнему жарко. Буквально зной, как в середине июля. Когда все раздеты и носят мини-юбки — настолько короткие, что при наклоне видно трусики.
Это сводит мужиков с ума. Количество случайных сексуальных актов росло арифметической прогрессией.
Но я не такая. На мне был обычный сарафан. Из легкой тонкой ткани, чтобы не было жарко — чтобы кожа дышала. Самая простецкая одежда. Никого не пыталась соблазнить. Даже напротив — я очень боялась спровоцировать декана. Вдруг он выпил или поссорился как раз с женой.
— Уля-Уля-Уля… — повторял Владлен Николаевич, обходя большой дубовый стол, чтобы присесть у открытого дела. Взять в руки папку с моим именем. — Ульяна Фомина. Девятнадцать лет. Второй курс. Учишься в престижном вузе. Да еще и на бюджете… Наверняка ведь мечтаешь стать востребованным медиком, не так ли? — оторвал он глаза от анкеты и взглянул на меня повнимательнее. — К сожалению, таких, как ты, очень много. Все мечтают, все хотят. А достигают цели единицы… Может, на то они и мечты, чтобы оставаться мечтами? Как ты считаешь? За свою мечту ведь стоит побороться… Чтобы получить, надо сначала дать…
Взгляд скользил по волосам, по моей влажной от зноя шее… по плечам, которые едва скрывали две бретельки сарафана. А потом эти карие глаза зависли на груди — в зоне декольте. Он даже не скрывал своего интереса — нагло пялился на грудь, будто это другой Шептицкий. Не отец, а сын. Ко вниманию со стороны Никиты я привыкла. Это стало нормой наших отношений. А вот неловкое молчание наедине с Владленом — это было чем-то новым.
И это новшество мне не нравилось. От слова совсем.
Владлен
Ульяна была не просто симпатичной девочкой, коих в моем подчинении сотни. Она излучала определенные флюиды, мне как мужчине было трудно перед ними устоять. Я думал о ней каждый раз, когда читал им лекции, когда видел ее в коридоре, в приемной деканата. И особенно страстно я думал о ней, когда видел их вместе с Никитой.
Обычно я не разделяю взглядов сына. Он у меня вырос оболтусом, на меня ни капли не похож. Весь пошел в родню супруги. Но уж каков есть… А тут вдруг Ульяна в качестве пары.
Скромная. Красивая. Не корыстная шалава, как это обычно бывает в случае мажоров на понтах вроде моего Никиты. Самая настоящая девочка, не побоюсь этого слова.
— Никита мне много рассказывал о тебе. — Я встал из-за стола, чтобы пройтись и расслабить ее перед более откровенной беседой. Так сказать, близким знакомством. — Ты ведь не против неформального общения между нами, правда?
Я остановился у нее за спиной, ослабил галстук — он так мне надоел за этот долгий рабочий день. И положил обе руки ей на плечи. Такие нежные, хрупкие плечики. Было приятно касаться ее теплой, слегка влажной кожи. Гладить ее пальцами. Гулять ими по плечам от самой шеи до бретелек из сиреневого ситца.
Такая невинная. Чистая. Как же хотелось ее испортить, расположив на мягком диване. Как множество других до нее. Она ведь поддастся, сомнений не было — точно такая же, как и все. Недотрога, ханжа, только делала вид, что не понимает, чего мне от нее нужно. Чего я добиваюсь.
Впрочем, если Уля будет играть в эту игру, но делать все, как я прошу, то пускай. Мне даже нравится этот подход. Он меня заводит — этот ее налет абсолютной девственности.
— А это неформальное общение, — повторила она мои слова, — оно будет как между студенткой и преподавателем, деканом… или как между мужчиной и девушкой сына этого мужчины?
— Хм… — ухмыльнулся я. Только и всего.
Звучали риторические вопросы. А в них я не видел никакого смысла. Уж лучше тратить силы на действия вместо слов. Поэтому я принялся делать ей массаж, поглаживая ключицы, плечи, шею. И постепенно стаскивая бретельки сарафана. Он тут был лишним. Хотя и отлично подчеркивал сексуальность образа.