Хочу отдохнуть от сатиры…

В грудь домов вплывает речка гулко,
В лабиринте тесном и чужом
Улочка кружит сквозь переулки,
И этаж навис над этажом.
Карлики ль настроили домишек?
Мыши ль грызли узкие ходы?
Черепицы острогранных вышек
Тянут к небу четкие ряды.

      А вода бежит волнистой ртутью,
      Хлещет-плещет тускло-серой мутью,
      Мостики игрушечные спят,
      Стены дышат сыростью и жутью,
      Догорает красный виноград.
      Вместе с сумерками тихо
      В переулок проскользни:
      Дня нелепая шумиха
      Сгинет в дремлющей тени…
      Тускло блещет позолота
      Над харчевней расписной,
      У крутого поворота
      Вязь пословицы резной.
      Переплеты балок черных,
      Соты окон – вверх до крыш,
      А внизу, в огнях узорных,
      Засияли стекла ниш, —
      Лавки – лакомее тортов:
      Маски, скрипки, парики,
      Груды кремовых ботфортов
      И слоновые клыки…
      Череп, ломаная цитра,
      Кант, оптический набор…
      Как готическая митра,
      В синей мгле встает собор:
      У церковных стен застывших —
      Лютер, с поднятой рукой,
      Будит пафос дней уплывших
      Перед площадью глухой…

Друга нет – он на другой планете,
В сумасшедшей, горестной Москве…
Мы бы здесь вдвоем теперь, как дети,
Рыскали в вечерней синеве.
В «Золотой Олень» вошли бы чинно,
Заказали сыра и вина,
И молчали б с ним под треск камина
У цветного, узкого окна!..

      Но вода бежит волнистой ртутью,
      Хлещет-плещет тускло-серой мутью.
      Мостики игрушечные спят.
      Стены дышат сыростью и жутью.
      Друга нет – и нет путей назад.

1922

Глушь

Городок, как сон средневековый:
Красных кровель резкие края,
В раме улиц – даль, поля, коровы
И речонки синяя струя…

А октябрьский ветер реет-свищет,
Завивает плащ вокруг плеча.
И тоска чего-то жадно ищет
Средь уютных складок кирпича.

Целый день брожу неутомимо
По горбатой старой мостовой.
Строй домишек проплывает мимо.
Фонари кивают головой.

На порогах радостные дети.
За дверями мир и тишина.
Пышный плющ вдоль стен раскинул сети.
Сверху девушка смеется из окна…

За углом скелет пустого храма:
Кирпичи и палка с петухом.
Дремлет сад – цветная панорама,
Сонно бродят гуси с пастухом.

Прохожу вдоль старого погоста.
Спят кресты, краснеет виноград.
Жили долго – медленно и просто —
Внуки их во всех дворах шумят…

Машет мельница веселыми крылами,
Мелет хлеб. Вдоль рощ скрипят возы.
Прохожу под серыми стволами,
Сквозь гирлянды вянущей лозы.

Никого. Вокруг цветная осень.
Тишина. Густой и прелый дух.
Руки буков расцветили просинь.
Тихо вьется паутинный пух…

Кролик вынырнул из норки под сосною.
Пятна солнца. Ласковая тень.
Опускаюсь, скован тишиною,
И лежу, как загнанный олень.

Ветер треплет заросли ореха.
Черепица рдеет за рекой.
Бог, услышь! – В ответ смеется эхо.
Даль зияет вечной пустотой.

1923

Мираж