Хочу тебя использовать

– А чем я должна была заплатить врачам и за лекарства?! – слышу истеричный всхлип. Голос вроде принадлежит самой Марье, а вроде как и чужой, сложно угадать.

– Утром поехала бы в город и купила в социальной аптеке! – продолжает рычать мужик.

– А маму с кем оставить? А деньги на дорогу? Так еще дороже вышло бы!

– Зато у врачей, торгующих лекарствами, дешевле вышло! Ты это специально! А-а-а, ты просто спрятала деньги! Где?! – теперь уже ревет мужик, и я чувствую, как у меня в крови резко повышается уровень адреналина. Потому что этот рев совсем не звучит так, словно отец отчитывает дочку, а звучит так, словно он сейчас полезет в драку.

Делаю решительный шаг к дому.

– Папа, не надо прошу, – жалобный писк, который ускоряет мои ноги в несколько раз. Прижимая к себе банку, отбрасываю в сторону тонкий тюль, болтающийся на двери, и влетаю в дом. Отставляю банку у порога и, сбросив шлепанцы, иду глубже. – Я заработаю.

– Где ты их заработаешь? Хоть бы шлюхой пошла. И мужикам радость – и нам деньги нормальные!

– Что ты такое говоришь? Я же твоя…

Слышу звонкий звук, как будто кому-то дали пощечину.

– Не смей спорить с отцом!

В этот момент я врываюсь в комнату и застаю отвратительную картину: Марья сжалась в углу и держится за щеку, а над ней нависает толстый мужик в шортах и растянутой майке. Он занес над ней руку, а Машка трясется, в ужасе глядя то на него, то на меня. Будь она моя, я бы уже вырубил этого мудака, но я не знаю, что здесь происходит, и чем моя инициатива закончится для Марьи. Сначала надо все узнать, а потом действовать. Но вот этот взгляд затравленного зверька что-то пробуждает внутри меня, что я отчаянно из себя гоню. Сейчас стоит проникнуться сочувствием, за ним придут чувства, а потом я не успею отдуплиться, как буду тянуть к алтарю нищебродку из села. Хотя я бы позабавился, глядя при этом в лицо своей матери – светской львицы и медийной личности. Наверняка у Светланы Игоревны пошел бы дым из задницы.

– Здрасьте, – вклиниваюсь в живописную сцену, снова обретя внутреннее равновесие. – Марья, бабушка там вам сметану передала.

– Какая еще бабушка? – шипит мужик, окидывая меня взглядом с головы до ног.

– Моя, – отвечаю хамовато.

– Это внук… – всхлипывает Марья, – внук Лидии Порфирьевны.

– Денег нет! – отрезает ее отец, наконец отходя от дочки.

И только сейчас, когда натянутые помимо воли нервы немного расслабляются, я начинаю впитывать окружающую обстановку. Окидываю беглым взглядом помещение, отмечая, что дом еще меньше, чем у моей ба. Но здесь тоже чисто, хоть и обстановка нищебродская. Пахнет лекарствами и выпечкой. А еще как будто солнцем. Не могу объяснить этот запах, но он теплый и уютный. Но самый резкий – это исходящий от мужика алкогольный смрад. Перегар после каждого произнесенного им слова поглощает немного солнечного запаха, как будто очерняя его своими парами.

– Так я не просил деньги. Марья, ба сказала, что ты с утра банку не занесла.

– Потому что эта тупая корова даже такую мелочь не может сделать.

Как только отец девушки, обогнув меня, все еще матерясь, покидает дом, Маша наконец отклеивается от угла и идет ко мне. Я замечаю красные опухшие глаза, мешки под ними, бледную кожу – все то, что было скрыто ее руками, когда она держалась за щеки. А теперь ее бледность предстает во всей красе, и внутри меня снова что-то такое неприятно дергается. Еще один нелюбимый ребенок своих родителей? Еще одна детская душа, загубленная ублюдками, которые не смогли дать ей самую малость – кусочек душевного тепла? Напоминаю себе, что мне плевать, когда иду следом за Марьей в прихожую. Она открывает старый шкаф и достает из него чистую банку с капроновой крышкой, протягивает ее мне.

– Передай бабушке спасибо за сметану. Я позже занесу деньги. Вечером… наверное.

Я удерживаю ее взгляд дольше положенного, сам не понимая, что выискиваю в ее глазах. А потом резко киваю и, перехватив банку, ухожу. Это не моя жизнь, не моя девушка и вообще не мое дело. У меня своих проблем хватает. А то, как перехватило на секунду дыхание и сжались челюсти, когда я услышал, как отец разговаривал с Марьей, – это всего лишь реакция, выработанная годами на такие же примерно обстоятельства в моей собственной семье.

– Ба, я банку от Марьи принес! – выкрикиваю, оставив тару на столе у входа в дом, а сам иду в коровник, чтобы почистить его. Ни фига не умею все это делать, но ба нужна помощь. Интересно, как она справлялась до этого одна?

Пока делаю перестановку в коровнике и машу веником, то и дело прокручиваю в голове сцену, которую застал в доме соседей. Пытаюсь сложить пазлы, но они все никак не складываются. Инстинкты кричат о том, чтобы я защитил девушку, но она как-то же дожила до своего возраста с таким отцом, а, значит, умеет с ним справляться.

Отрываюсь от работы только когда звонит мой телефон.

– Эй, бро! – выкрикивает Давид, травмируя мои барабанные перепонки, которые в сельской тишине за два дня успели отвыкнуть от шумного друга. – Как ты там? Куры тебя еще не загребли? – ржет этот придурок.

– Приедешь разгребать? – хмыкаю я, опираясь на метлу.