Хочу тебя использовать

– Правда? – он бросает на меня заинтересованный взгляд, а потом снова отворачивается. – А почему не прийти раньше?

– Бесполезно. Приезжает Демчук – это его фамилия – и доплачивает водителю хлебовозки, чтобы тот отдал ему весь хлеб.

– Странная схема.

– Ой, сколько уже все с ним ругались, писали и звонили на хлебзавод. Водители меняются, а схема – нет.

– Ясно, – задумчиво бормочет Кирилл. И вдруг я представляю себе, как он – практически как супергерой в плаще – решит проблему с хлебом. Хотя какое ему дело до этой ситуации? Он погостит у бабушки и уедет назад в свою сытую жизнь, в которой нет Демчука и утреннего хлебного кризиса в отдельно взятом крохотном селе.

На речку мы добираемся слишком быстро. Слишком – потому что идти рядом с Кириллом так, словно мы пара, – это так волнительно. Я могу украсть в свои фантазии еще один короткий эпизод, чтобы, оставшись наедине со своими мыслями, прокручивать его раз за разом. Там, в своей голове, я очень смелая и отважная. Там я могу поцеловать его, сказать, что он мне нравится и даже больше. А в реальности я смотрю на этого красивого парня и не решаюсь даже первой завязать разговор. Потому что каждый раз кажется, что он сейчас рассмеется надо мной и скажет, что пошутил, что я не пара такому, как он. Что я наивная и глупая. Хотя я же не такая, совсем нет! Просто… устала жить в напряжении изо дня в день. Устала слышать, какая я криворукая и тупая. Хочу, чтобы хоть кто-нибудь сказал мне: «Марья, я люблю тебя! Ты сама я умная и красивая! Ты самая!..»

– Ух ты, круто как! – Кирилл прерывает поток моих мысленных комплиментов самой себе. Прослеживаю его взгляд и улыбаюсь.

– Да, здесь красиво не только ночью.

– Ночью как раз почти ничего не видно, – отзывается он с улыбкой.

Пытаюсь посмотреть на место его глазами, но у меня слабо получается. Да, понимаю, что он видит безупречную гладь реки, которая слегка бурлит потоками, песчаные берега, заросли травы вперемежку с луговыми цветами, нависающие над рекой огромные ивы и низко плывущие хлопья облаков по безмятежному голубому небу. И правда красиво. Но в моих глазах эта картинка уже не такая яркая. Словно фотография, потускневшая от времени. И былого восторга я уже не испытываю, потому что вижу это почти каждый день. Но мне невероятно приятно, что Кирилл стал еще одним человеком, оценившим красоту нашего села по достоинству.

Любование природой резко прерывается, когда я вижу, как Кир сбрасывает с себя футболку. Я замираю, любуясь тем, как перекатываются мышцы на его спине, когда он оставляет футболку на песке и идет к воде в купальных шортах. Все в этом парне идеально: от буйной копны волос с нависающей на лоб челкой – до кончиков пальцев с аккуратно постриженными ногтями. Буквально все, что есть в нем, крадет мое дыхание.

Когда Кир ныряет, я наконец отмираю. Расстилаю покрывало, снимаю с себя сарафан, повернувшись спиной к речке. Жутко волнуюсь о том, что ему не понравится моя фигура. И вообще смущаюсь раздеваться перед ним. А кто бы не смущался? Когда парень выглядит как греческий бог, невольно засомневаешься в себе, даже если обладаешь параметрами модели. Всегда найдется какой-то изъян. Наверняка и у Кирилла он есть, но я пока вижу только достоинства в нем.

Поворачиваюсь лицом к речке и сталкиваюсь со взглядом прищуренных глаз. Кир уже успел отплыть на приличное расстояние, и все равно я чувствую то, как он сканирует меня. Тороплюсь войти в воду, чтобы поскорее скрыть свое тело под ней. Все же я пока не готова демонстрировать себя во всей красе, еще и с синяками.

Ныряю, и мне кажется, что наконец голова охлаждается настолько, чтобы я могла вернуть себе ясность мышления. Вряд ли, конечно, но уж как есть.

Когда я выныриваю, Кира нигде нет. Кручу головой, а потом вскрикиваю, когда он под водой хватает меня за лодыжки. И замираю, когда наглые руки скользят по моим ногам по мере того, как Кирилл поднимается на поверхность. Я, наверное, позволяю ему больше, чем должна. Но, с другой стороны, я бы хотела, чтобы такой парень, как Кир, стал моим первым. Он уверен в себе, красив и ему хватает наглости на то, чтобы не смущаться своих смелых поступков.