— Твои кошмары, — перебивает Темирхан. — Они об отце?
— Как ты узнал?!
— Сегодня ты звала его. Я не хотел подслушивать. Но ты была громкой и плакала, — снова проводит пальцем по щеке. — Ты можешь мне доверять, Ди. Сколько ещё раз нужно повторить это?
— Да, ты прав. Мне снился кошмар о папе. Он как-то рассказывал мне, что его во время взрыва в воронку откинуло и землёй засыпало.
— Было такое, — кивает Темирхан.
Он устраивает губы в изгибе шеи и плеча, ведёт ими нежно-нежно и одновременно горячо, вызывая приятные мурашки.
— Клим в чём-то перегнул палку с откровениями. Я так считаю. Тебе ни к чему знать о мужских делах. Об опасности и прочем. Теперь вот тебе кошмары снятся. Был бы Клим жив, я бы ему всё высказал, — грозит Хан и целует взасос мою шею.
— Эй, не смей ставить на мне засосы!
В ответ он лишь крепче прижимается алчным ртом.
— Чтобы знали, что ты мне принадлежишь! — грозит неизвестно кому, отстранившись, и добавляет. — А то ты уже кому-то снова глазки строишь! Некому Хохлову…
— Или он мне строит глазки? — говорю безразличным тоном.
Но я дико рада, что Хан заметил внимание Хохлова к моей персоне и даже капельку ревнует.
— Осторожнее с этим. Я и убить могу, — говорит ровным тоном. — И останется бывшая жена Хохлова без алиментов на дочку.
— Он был женат? Уже?
— За те три года, что тебя не было в России, Хохлов уже был женат и дочка есть. У него сейчас новая невеста имеется. Говорю же, кобелина. Везде успевает. Но специалист хороший. Так что, заигрывая с ним, ты, Диана, ставишь под удар и его жизнь, и жизнь его дочери, и даже урон моей конторе нанесёшь. Вот такая ты взрывная…
— Оружие массового поражения. Фиг с ним, с Хохловым! — хихикаю. Но потом за миг становлюсь серьёзной. — Кое в чём я с тобой не согласна. Папа мне многое рассказывал, я не всё понимала, конечно, но зато знала, какой он человек. Кошмар снился не о военном прошлом папы, он был о другом. Мне снова приснилось, что я его похоронила, а он жив, очнулся и его засыпает землёй…
По телу бегут мурашки от своих же слов. Снова переживаю моменты кошмара, но на этот раз, находясь в объятиях Хана, понимаю чётко, что это был лишь плохой сон.
— Ещё один эффект дурной выходки Клима. Подстава с фальшивой смертью. Но ты же знаешь, что он мёртв.
— Конечно, знаю. Но я так надеялась, что это очередная игра. Жаль, что на этот раз папа не играл, но был честен в смерти.
— Очень жаль, Ди. А теперь спи, крошка…
Ранним утром меня будят прекрасные ощущения.
Сначала становится чуть прохладно, кожа покрывается мурашками. Но потом откуда-то приходит жар, неподдающийся контролю.
Сверху — жарко. Снизу — чуть прохладно. Настойчивые, но осторожные движения.
Мои бёдра настойчиво разводят в стороны.
И только потом я окончательно просыпаюсь.
Пытаюсь сесть на кровати, но большая, горячая ладонь вынуждает меня опуститься обратно.
— Лежи, Ди…
Голос Хана. Низкий, хриплый, сильный голос.
— Хан, что ты делаешь?!
Он укладывает меня поудобнее. Поудобнее — это значит, широко-широко развести мои бёдра в стороны. Открывая целиком своему жадному взгляду.
Хочется закрыться.
Я опускаю ладонь. Хан мгновенно отбивает её щелчком пальцев.
— В прятки мы играть не будем.
— А во что будем играть? — спрашиваю шёпотом.
— В гляделки, — подмигивает и смотрит…
На меня.
Но не на лицо.
Прямиком между ног.
Я, к стыду своему, сильно впечатлена его видом — широкие, обнажённые плечи, тёмная макушку головы, опускающаяся всё ниже и ниже…
Хан между моих ног.
Он точно хочет сделать что-то.
Неприличное. Непристойное. Жутко горячее и… любимое мной.
Я всего однажды чувствовала его ласки на себе, и потом много-много раз прокручивала это в своей голове, вспоминала. Фантазировала.
О да, его губы между моих ног, умелый язык, возбуждающе рисующий круги вокруг дырочки… Это моя любимая фантазия, от которой я мгновенно становлюсь влажной.
Как сейчас.
О боже, а ему видно… всё-всё-всё.
— Какая же ты красивая… Я обещал тебе, помнишь? Слизывать десерт…
Хан медленно и трепетно проводит подушечкой большого пальца у меня между ног. Он прикасается к клитору, едва ощутимо. Но меня уже покалывает и простреливает в позвоночник ярким возбуждением.
Хан скользит пальцем ниже.
— Я хочу его. Твой десерт… Вылизать.
Я начинаю гореть от макушки до самых пят.
Мне нравится смотреть на него и в то же время я боюсь, что если ещё раз взгляну на этого могучего мужчину, обещающего мне оральные ласки, соблазняющего откровенно-пошлыми разговорчиками, то я сойду с ума.
Окончательно.
Накрываю ладонями лицо от сильнейшего смущения.
— Так не пойдёт, — говорит немного обиженным тоном. — Я хочу, чтобы ты смотрела.
— Тебя это… заводит?
— Меня штырит от вида, когда тебе хорошо… — ещё ниже спускается.
Его влажное дыхание уже щекочет не менее влажные складки.
— Сейчас я очень сильно желаю сделать тебе хорошо. Убери ладошки…
Чтобы не дать рукам бездействовать, я хватаюсь пальцами за простынь.
Жалобно и горячо выдыхаю, когда Хан наклоняется, накрывая самую укромное и чувствительное местечко моего тела, проводя языком медленно и протяжно.
Это слишком хорошо и искушённо.