Внутренности разъедает кислотой, когда я представляю Соню и Сергея вместе. Это, блядь, ошибка. Тупейшая ошибка. Месть, упрямство. Что угодно, но только не влечение или симпатия. С таким бы я хоть как-то смирился.
— Мы дружим, Яр, понимаешь? — спрашивает меня со злостью. — Не всё в этой жизни сводится к койке!
Отпускаю запястья, Соня выпрямляется. В прихожей слышится топот детских ног и взволнованное: «Папа, папа».
Соня напрягается всем телом. Опускает глаза в пол, съёжившись, обнимает себя руками за плечи. Становится совершенно маленькой и какой-то беззащитной.
Глава 40
В дверном проёме застывает наша дочь. Сонная, удивленная. Забавно склоняет голову набок, рассматривает кухню. Она уснула в машине, а проснулась у себя дома. Чудеса да и только.
Вера переводит взгляд на мать и открыто улыбается. Указывает пальчиком в мою сторону и вновь отчётливо произносит:
— Папа!
— Да, малыш, я всё ещё здесь, — тепло отзываюсь.
Отодвигаю стол, раскрываю руки для объятий. Я привык держать эмоции под контролем, но с Верой так не получается. Объятия — это неотъемлемая часть общения между родителями и детьми. Это демонстрация опоры и защищенности.
Соня не смотрит на меня. Она все ещё растерянна и обескуражена. Пытается улыбаться, но эта улыбка получается какой-то вымученной. Я прекрасно помню, как Соня переживала, что Вера совсем не разговаривает. Все уши мне прожужжала, как мечтает о первом слове. И это слово явно не должно было предназначаться мне.
— Ого, — произносит Соня едва слышно. — Кажется, я пропустила что-то важное.
— Это ведь только начало. Я пропустил куда больше.
— Слабое утешение.
— Знаю.
Подхватываю дочь на руки, усаживаю на колени. Целую мягкую щёку. После сна Вера особенно сладко пахнет.
Дочь тянется к корзинке с печеньем и ловко берёт его в руку, после чего убегает в гостиную. Мне становится смешно, потому что это оказался вполне себе хитрый и продуманный ход.
— Ты её балуешь, Яр, — тихо проговаривает Соня. — Должен был пресечь.
Недовольно выгибаю бровь.
— Одно печенье. Забудь.
— Одно не одно, но у Веры скоро ужин. Ты уедешь, а мне терпеть её капризы и нежелание есть кашу.
— Я могу остаться и покормить, — отвечаю резко. — Домой я не тороплюсь.
— Твоё время вышло, — произносит дрогнувшим голосом. — Мы так не договаривались.
Я прекрасно понимаю, что Соня хочет побольнее меня уколоть, но внутреннее закипаю и с трудом сдерживаюсь от ответа, что мы не на зоне. Плюс-минус лишний час ничего не изменит. Мы оба это понимаем.
Соня вдруг резко срывается с места и уносится прямо по коридору.
Поговорили, называется.
Встаю с дивана и по дороге заглядываю в гостиную. Вера съела печенье и как ни в чём не бывало играет с трактором. Подмигиваю ей и отправляюсь на поиски Сони. Нахожу её в ванной комнате. Дверь не заперта, поэтому я жму на ручку и свободно прохожу внутрь.
Облокотившись о дверной косяк, скрещиваю руки на груди. Вижу, как Соня старательно умывает лицо. Изящная, тонкая. Сквозь обтягивающую футболку отчётливо проступают позвонки.
Услышав, что больше не одна, она поднимает взгляд и на минуту застывает, глядя в отражение зеркала. По красивому лицу с выразительными скулами и пухлыми губами стекают капли воды. Глаза покраснели — Соня плакала.
В дороге я мысленно убеждал себя, что не обязан испытывать чувство вины. Ни грамма. Не за что. Полтора года я жил в неведении, пока она наслаждалась материнством и знакомилась с дочерью с самого начала её рождения. Я ведь думал, что никогда не остыну. Буду до конца жизни злиться всё сильнее и сильнее. Но прошло короткое время и острые углы значительно сгладились и притупились.
— Что за дурацкая привычка вламываться ко мне без стука? — спрашивает раздраженно Соня.
— Такая же дурацкая, как и не закрывать дверь, если не хочешь увидеть гостей.
Неотрывно смотрим друг на друга. Соня оборачивается ко мне лицом.
— Почему ты плачешь?
— Я не плачу. Просто…
— Что?
Соня качает головой и опускает глаза в пол. Плечи подрагивают, из груди рвутся жалобные рыдания. Я подхожу ближе и против воли её обнимаю. Соня пытается оттолкнуть и несколько секунд сопротивляется, но потом обречённо сдается. Утыкается лицом в моё плечо.
— Всё не так, Яр. Всё сложно. Неужели ты не понимаешь?
— Это получилось не специально. Вера просто повторила за Раей.
— Для тебя.
— Для меня, — эхом отзываюсь.
Я глажу её спину и плечи. Крепко жму к себе.
— Ты для Веры хороший. А я та, кто заставляет чистить зубы по утрам, убирать разбросанные игрушки и есть невкусную, но полезную еду. И чем старше будет становиться Вера, тем сильнее будет контраст между мной и тобой. Я ужасная мать, а ты добрый отец. Папа.
— Блядь. Ты зря думаешь, что у меня всё гладко. Я часто не знаю как себя с ней вести. И плачет она со мной, и капризничает. Ты не ужасная. Прекрасная мать для Веры. Когда ты возишься с нашей дочерью — это лучшее, что я видел в своей жизни.
— Ты специально так говоришь, чтобы меня утешить, — посмеивается Соня и тут же становится серьезной: — А Булочка возьмёт и потом переедет жить в твою квартиру.