Хочу тебя себе (СИ)

Краснею. Конечно же, я понимаю, о чём он. Несколько горячих поцелуев у колонны, и он резко дёргает меня на себя, сжав рукой талию. И, как амёбоподобное, бесхребетное создание, тянет по лестнице наверх.

— Ты будешь смотреть мне в глаза, — поднимаясь по ступеням, горячо шепчет на ухо, касаясь ушной раковины сухими губами. — Намылишь мне грудь, шею, плечи, живот, бёдра и…

— И, — задохнувшись, неловко облизываюсь.

Алекс смеётся.

— Ты будешь стоять передо мной на коленях, станешь нежной. — Пропускает меня в дверь номера. — Лена, я хочу почувствовать твои губы на… — ухмыльнувшись, делает многозначительную паузу и смотрит вниз.

Я чувствую себя пьяной ничуть не меньше, чем в тот раз, когда он напоил меня вином из своего рта. Алекс разворачивает меня к себе и поднимает руку, надавив на губы, заставляет их приоткрыть. Его глаза вспыхивают дьявольским огнём, и он обводит контур моего рта, рисуя невидимые линии. И я уже готова подчиниться его власти. Я на всё готова.

Но в этот момент в нашу дверь стучат.

Алекс разворачивается и идёт к выходу. А я расстраиваюсь. Сквозь дымку возбуждения слышу: что-то не так с оплатой. Алекс покидает номер. Я остаюсь одна. Мне это не нравится. Прогуливаясь по комнате, потираю ладони от нетерпения. Смотрюсь в зеркало, поправляю макияж. Глазунова всё нет и нет.

Я иду в ванную. Включаю воду, выбираю пену. Затем иду к окну, потом снова к двери, продолжаю наматывать круги по номеру. Если бы у нас были телефоны, я могла бы ему позвонить. Но их нет. И я жду, жду, жду. Затем ручка на двери опускается, и я слышу голоса. Подхожу ближе. Глубоко поражённая и оглушённая, почти умираю, с трудом оправившись от шока.

За дверью Попов. Этому старому маразматику совсем не жалко тратить время на меня. Внутренности обдает кипятком ужаса.

Я идиотка, которая слишком быстро расслабилась. Оглядевшись по сторонам, впадаю в истерику. Думаю спрыгнуть с балкона. Но наш номер расположен на четвертом этаже, я разобьюсь, поэтому забираюсь под кровать. И, зажмурившись, трясусь от страха, надеясь, что, когда они зайдут, то решат, что нас в номере нет.

Я слышу, как кто-то вставляет в замок ключ, и тот поворачивается в скважине.

Глава 40

Когда есть, что терять, не очень разбалуешься и жить гораздо страшнее. Лёжа на полу, до боли в пальцах вцепившись в угол ковра под кроватью, я слышу, как стучат мои зубы. Ужас того, что меня ждёт, холодом пробирает до костей. Попов убьёт меня. Порченой я ему не нужна. Да я сама умру, если он меня тронет.

Я не жалею, что отдала невинность Алексу. Нет. То, что произошло в этом маленьком городке, — самое лучшее, что было в моей жизни. Но Николай меня сотрет в порошок или замучает до смерти. А я не хочу умирать. И мне страшно. Я трясусь будто в лихорадке.

— Алекс, — шепчу, жмурюсь, беззвучно глотая слёзы.

Зову его. Надеюсь. Я была отчаянной и сильной до встречи с ним, а теперь — слабая и беззащитная. Не хочу мстить, не в состоянии выяснять, в чём замешан Попов, мечтаю просто жить. Быть рядом с Глазуновым. Смотреть на него и делить один воздух на двоих. Не могу ничего придумать, не соображу, как спасти себя, и просто рыдаю от безысходности. А ещё боюсь, что они встретили Алекса по дороге и его уже нет в живых. От этой мысли сердце колет засевшая в нём заноза. Тошнит от паники.

Пусть Глазунов бросит меня, только живёт.

Из своего укрытия я вижу, как открывается дверь. Как три пары ботинок начинают со скрипом рассредотачиваться по комнате. Я закрываю глаза и молюсь, чтобы меня не заметили и не тронули Глазунова.

Ну зачем мы Попову? Почему нельзя просто оставить нас обоих в покое? Найти себе другую игрушку. С ним согласятся пойти многие девушки. Я ничем не отличаюсь от других.

Изнывая от бессилия и внутренней боли, я пытаюсь отвлечься и вспоминаю Алекса, то, как мы гуляли в парке. Наши совместные минуты счастья. Больше их может и не быть.

— Прохладно здесь. — Стоял Глазунов за моей спиной, прикрывая от ветра.

Он не отпускал меня от себя и, обхватив двумя руками, жал к своему телу, я балдела от его крепости.

— А ты, Лена, тёплая, как печка. Пожалуй, погреюсь ещё немного.

Он шутил, ухмыляясь, и мне нравилось. Я знала, что на самом деле Глазунову просто хотелось обнимать меня, но он не привык к отношениям, поэтому делал вид, что отогревается. Оправдывал своё влечение и слабость ко мне.

— Твои волосы густые и пышные, — хрипло шептал, зарывшись носом в макушку, — они словно тёплая шапка. Тебе повезло, Елена, не замерзнешь зимой. И пахнут вкусно. Мечта, а не грива.

Конечно же, он снова острил. Но в тот момент я расцвела, словно дурочка, и даже щёки зарделись алым цветом. Столько раз мужчины говорили мне комплименты, и я никогда особо не реагировала, а в те секунды каждое слово ловила, как в детстве, хватая сачком ярких бабочек. И я становилась по-женски слабой и таяла, заглядывая в его карие глаза. Мне было не так уж и важно, что он говорил. Исключительно волшебное ощущение.

— А курносый нос у тебя, Елена, видимо, от двоюродного брата.