Хочу тебя в долг

Он мрачнеет. Наклоняется и за волосы меня к паху притягивает. Сам мой пораженно распахнутый рот на свой член надевает.

— Привыкай, — бросает насмешливо. — Вот твой леденец на долгие месяцы. Будешь до блеска полировать. Научишься по яйца заглатывать и глоткой вытрахивать.

Даже толком не соображаю. Позволяю ему делать все, что пожелает. Не сопротивляюсь и не анализирую происходящее. Лишь отмечаю терпкий вкус мужского семени. Тягучий, вязкий, мускусный. Он дурманит и будоражит. А ещё чувствую как плоть отзывается на касание моих губ, твердеет и становится ещё горячее.

Чистое безумие.

Наигравшись с моим ртом, Амир толкает меня на живот. Ставит на колени, давит между лопаток и вжимает грудью в кровать.

— Хватит разогрева, — хрипло произносит он, прижимаясь сзади. — Пора тебя трахнуть без тормозов. По-настоящему. Как я люблю. Как привык.

Мужские пальцы зарываются в мои волосы, поглаживают макушку очень медленно, обманчиво-нежно. От этих неожиданно мягких и ласкающих прикосновений кожа моментально становится гусиной, а с приоткрытых губ срывается стон. Выгибаюсь, ощущаю волну теплоты, пробегающую внутри, переполняющую меня до краев. Это тягучее чувство разгоняет огонь по крови. А потом спутанные локоны накручивают вокруг кулака, жестко сжимают и резко дергают вверх. От настолько властного жеста темнеет перед глазами. Рефлекторно вскрикиваю.

— Рабочий рот, — холодно произносит Амир, но взгляд у него горит и пылает, черные глаза как раскаленные угли в меня вонзаются. — Такому любая шалава позавидует. И по ходу натуральное все. Ничего себе не вкачивала?

— Нет, — отвечаю почти беззвучно, еле слышно лопочу.

Его ладонь беззастенчиво проходится по моей груди, сминает до синяков, а я уже и закричать не могу, как будто парализована его жадным взглядом. Только мелко подрагиваю под алчными прикосновениями. Сейчас амбал трогает меня без намека на нежность, без тени уважения. Он обращается со мной как со своей собственностью. Четко показывает единственное место, которого я достойна.

— На сиськи я бы тебе бабла дал, — криво ухмыляется. — А рот охренительный. Уверен, промеж твоих губех каждый мужик желал бы шланг всадить. Но доступ закрыт. По моему приказу будешь свисток распахивать. Сделаю тебя первоклассной соской.

«Я не шлюха. Не шлюха! Я не такая…» — бьется мысль и угасает, дерзкие фразы вертятся на языке, однако ни одну из них не озвучиваю.

Я сама пришла к нему, сама на все это подписалась и приняла правила жестокой игры. Теперь ничего не поменять. Бесполезно оспаривать суровые факты.

Хорошая девочка никогда бы так не поступила. Не пришла бы к своему мучителю и тюремщику, не опустилась перед ним на колени и не разрешила бы поступать с собой как угодно. Во мне что-то испортилось. Прогнило. Назад уже дороги нет.

Но слова Амира ранят меня. Ранит его отношение. Как к вещи, как к предмету. Еще совсем недавно он вел себя иначе, словно сдерживал своих бесов, а теперь его уже ничего не тормозит. Полный отрыв.

И черт… это же только начало. На что я вообще подписалась? Куда полезла? Зачем? Безумная идиотка.

Громила целует меня. Однако не в губы. В шею. Сразу отмечаю такой момент и окончательно трезвею от эйфории первых оргазмов. Он брезгует моим ртом, ведь совсем недавно натягивал мои губы на скользкий от спермы член.

Я не начинаю рыдать. Даже не всхлипываю. Просто кислота разъедает ребра, внутрь просачивается и выжигает насквозь.

Мужчина дышит очень шумно и тяжело. Жадно втягивает воздух, будто никак мною надышаться не может. Его огромный орган твердеет, жжет мою кожу, таранит плоть. Поцелуи становятся неистовыми. Резкими. Грубыми. Жестокими. Ощущение, точно амбал пожирает меня. Жадно и без остатка. Проходится губами по плечам, по ключицам, потом на спину переходит, на лопатки и чуть ниже, после снова вверх. Заставляет утратить ощущение реальности. Подавляет несокрушимой уверенностью. Втягивает мою кожу в рот, прикусывает и покусывает, помечает тавром, буквально выгрызает метки.

Он еще не проникает в меня, но уже трахает. Своими настойчивыми, до одури требовательными губами. Этими неудержимыми влажными поцелуями.

Я пропитываюсь его похотью как неизлечимой болезнью. Натягиваюсь как струна. Настраиваюсь, принимаю это извращенное и порочное направление.

Амир заставляет меня податься вперед, опять возвращает в положение покорной рабыни. Зад оттопырен, призывно поднят вверх. Грудь прижата к постели.

Проклятье. Неужели моя грудь настолько сильно ему не нравится, что готов отправить под нож хирурга? Впрочем, это самое меньше, о чем стоило бы переживать в данный момент.

Возбужденный член утыкается в мое лоно. Голый, без защиты в виде презерватива. Четко ощущаю его абсолютную обнаженность.

Я не успеваю задать вопрос, не успеваю произнести хоть что-нибудь, поскольку горячие мужские ладони накрывают ягодицы, оглаживают и вдруг будто случайно задевают то место, которое совсем не желает внимания.