— Что это? — вырывается у меня. Профессор смотрит на меня, как на дурочку. Так невинно. Типа “Боже, ты и это не знаешь?”
— Смазка, Цветкова. Ты что подумала?
— А-а. — вылетает у меня дрожащим голоском. А я что? Я будто знала, что такая бывает. В аптеке я только в тюбиках видела. — Я думала, что... защита. А зачем она?
Он опускает взгляд на россыпь прямоугольников на постели.
— Презерватив-то есть. Размер не мой. — у него на этих словах появляется такая снисходительная усмешка, что будь тут владелец этого безобразия - и он бы почувствовал себя униженным. — Зачем что?
— Смазка... — отвечаю я, а он снова смотрит на меня.
— Тебе полегче будет, Цветкова. Скользит лучше. — с этими словами он снова засовывает мне пальцы внутрь, и я резко ахаю от этого. Он двигает ими несколько раз, и я действительно чувствую, что скользит оно.. намного проще. И из-за этого исчезает легкий дискомфорт, который был в прошлый раз. Профессор наклоняется ко мне, целует, а затем произносит в губы: — Давай я все-таки тебе вставлю.
— Н-нет, что? — заикаюсь я, пытаясь остановить его руку, которая толкается в меня настойчивее. Тело от этого прошибает странная дрожь. — Сам же сказал, размер этих штук... не подходит.
— Я аккуратно. — его голос опускается до тона дьявола-искусителя. Если бы он таким лекции читал, половина стульев в аудитории была бы мокрой. Прежде чем я успеваю возразить, он снова легко целует меня в губы, но делает это так, будто просто желает заткнуть. Чтобы из моего рта больше не слышать эти мешающие ему звуки. — Вытащу до того, как сделаю тебе детей.
— Нет. — я хватаюсь за тонкую ниточку самообладания и изо всех сил держусь. Я, похоже, знаю, в кого переродился змей из райского сада, и не могу обвинить Еву в глупости. — Мне будет больно. Это действительно мой первый раз!
— Да я уже догадался. — эта сволочь будто бы считает, что от поцелуев я сдамся. Потому что он использует их каждый раз, убеждая меня. И язык. И смотрит на меня так, словно уверен в том, что уговорит. — Больно тебе не будет.
Я, не сдержавшись, издаю шипение.
— Хватит меня обманывать. Всегда больно!
— Ну давай поспорим с тобой. Если будет больно... — он делает паузу и смотрит в сторону, снова раздумывая. Даже прекращает все движения пальцами во мне. Я мрачно смотрю на него.
— То что?
— Напишу за тебя ту работу. Тебе ее в понедельник сдавать же.
Я моргаю.
Мне хочется со злости укусить его за такие слова, потому что только что он оценил мою девственность в какие-то сраные несколько листков текста?
— Ты издеваешься? — вылетает у меня.
— Тогда курсовую? — с этими словами я внезапно чувствую, как к двум пальцам во мне присоединяется третий, и от этого появляется пусть легкая, но колющая боль. Там... очень тесно. Я едва сдерживаюсь, чтобы не измениться сильно в лице и не издавать звуки, и выдыхаю:
— Мне уже больно. Я не хочу спорить. Прекрати запихивать в меня все больше и больше пальцев... Ты мне руку скоро туда засунешь?
— Нет, конечно. Член у меня явно поменьше руки. — он толкает в меня эти пальцы так, что у меня сводит ноги и я судорожно сжимаю бедра, и зажмуриваюсь. Боже. Что это? — Цветкова, это будет приятнее, чем так.
“Кого ты обманываешь?” — мелькает в голове мысль, но я даже не очень с ней соглашаюсь. Я уже ни в чем не уверена. Отвернувшись на бок, я зажимаю рот и снова переживаю атаку на мое самое сокровенное. Этот садист явно становится более грубым и настойчивым в своих движениях. Такое чувство, будто он точно знает, куда надавить, чтобы я мучилась.
— Ах, боже. — вырывается у меня случайно при очередном толчке. Я опускаю руку, стараясь его остановить. — Стой, я чувствую себя странно.
— Давай посмотрим, что из этого выйдет. — слышу я его насмешку. Затем его большой палец ложится повыше, и надавливает на маленький комочек нервов. Через меня словно разряд пропускают и я испуганно выгибаюсь, ахнув.
— Не тро...гай... — едва выдыхаю я, а затем беспомощно вцепляюсь в лежащую рядом подушку. Он вообще меня не слушает. Его пальцы вытворяют что-то безумное, заставляя мир перед глазами потемнеть. Внизу живота назревает странное, зудящее ощущение, от которого хочется поскорее избавиться, а каждый толчок его пальцев в меня приближает этот момент.
Я уже забываю про выражение своего лица и поведение. Черт, еще немного...
Внезапно профессор останавливается и достает пальцы.
За секунду до какого-то откровения. Они выходят с таким влажным и пошлым звуком, что ужас, но мне как-то плевать уже. Я чувствую, как мои мышцы внутри беспомощно сжимаются, потеряв стимуляцию, и, распахнув глаза, я в шоке смотрю на профессора.
А он на меня.
— Демо-режим окончен, Цветкова. Продлевать будешь?
— Ненавижу. — выдыхаю я, и меня начинает трясти. Он это специально сделал. — Верни.
У него появляется усмешка.
— Я же говорил, что ты перестанешь смущаться.