Автомат с кофе притулился у одной из стен. Покупаю латте и возвращаюсь с ним в нашу зимнюю студию.
Обсуждение закончено и теперь идет корректировка света. Марта Сергеевна командует, а Гордей передвигает все эти боксы, экраны и зонтики, устанавливает их под нужными углами.
- Арин, уже можно переодеваться, - говорит мне Марта Сергеевна. – Второй раунд. Снимаем точно так, как и вчера. Спокойно, без напряга.
Быстрыми глотками я допиваю кофе, отправляю стаканчик в мусор и решительно иду к вешалкам с одеждой.
Не знаю, на что я рассчитывала, но во время съемки Гордей прикасается ко мне исключительно, если это необходимо. Смотрит на меня только в случаях, когда того требует кадр. В остальное время он будто меня не замечает. Словно я пустое место или еще один из безмолвных и неживых реквизитов для съемки.
Не пытается придвинуться чуть ближе, что-нибудь шепнуть на ухо, обжечь горячим взглядом.
Ничего.
Совсем ничего.
Это ведь хорошо, хорошо, хорошо...если бы только не было так плохо...
К вечеру я вымотана настолько, что еле-еле добираюсь до дома. Родственники списывают все на усталость от работы, накопившуюся к концу недели, и слава богу, не вытягивают снова подробности.
Едва оказываюсь в комнате, как валюсь на кровать и лежу так, не в силах хоть сколько-то пошевелиться. Слезы душат меня.
Все пройдет, пройдет, повторяю себе как мантру.
Но следующий день с пугающей точностью повторяет предыдущий, за исключением того, что Гордей появляется на лекциях.
Но мне от этого совсем не легче. Потому что он снова игнорирует меня.
Я плохо спала этой ночью. Долго рыдала в подушку, выплакивая накопившиеся усталость и напряжение последних дней и старалась не думать вообще ни о чем. Но вместо спокойного глубокого сна, лишь отрывочно и рвано дремала.
В снах я неизменно видела Гордея, который вначале говорил, что не подпустит ко мне никого, что сам хочет стать моим парнем, а потом отталкивал и смотрел на меня с презрением.
И я понимала, что это правда, а не сны.
Выныривая из дремы, я снова вспоминала его реальный безразличный взгляд, и снова задыхалась от отчаяния.
Теперь, после стресса этой ночи, я, к сожалению, не могу с той же уверенностью утверждать, что он мне безразличен.
Нет. Я понимаю, осознаю, как ранит меня его холодность. Мне плохо от этого. Реально плохо и это ощущается на всех уровнях, в том числе на физическом. Головокружение, которое то слабеет, то усиливается, но полностью никуда не исчезает, является тому подтверждением.
Доходит до того, что время от времени меня начинает мотать, и чтобы прийти в равновесие, мне необходимо пару минут посидеть или постоять у стены.
Не знаю, что мне с этим делать.
У меня остается одна надежда. Это сегодняшний и заключительной день съемки у Марты Сергеевны. Возможно, получится поговорить с Гордеем. Не знаю, правда, о чем, но я решаю не зацикливаться на этом, остановившись лишь на программе минимум.
Но к моему большому разочарованию съемка начинается точно так, как предыдущая. То есть с полного равнодушия ко мне со стороны Гордея.
Нет, он предельно любезен со мной и то и дело мне что-то подсказывает и советует, но делает это так безразлично…так равнодушно…не смотрит на меня совсем.
Еле выдерживаю эту пытку.
А как только съемка заканчивается, я скомкано прощаюсь с Мартой Сергеевной, срываюсь с места и бегу по длинному коридору на выход, одновременно доставая телефон. Даже на автобусе не поеду, а вызову себе такси.
Вечерний холод улицы приносит некоторое облегчение, и я на секунду замираю, чтобы продышаться. Машина подъезжает почти сразу, я заскакиваю в такси и еду домой.
Меня немного укачивает. Прошу водителя остановить, не доезжая сотню метров, с намерением немного пройтись.
Иду, дышу, борюсь с новым приступом головокружения.
- Ну, сучка, вот ты и попалась.
Чья-то рука с силой хватает меня за волосы и тащит куда-то в сторону. А потом больно впечатывает спиной в холодную стену дома.
- И на съемки пробралась, гадина такая.
Глаза слепит фонарик. Я промаргиваюсь и скорее по голосу, чем по очертаниям понимаю, что передо мной Илона Сельвинская.
Луч фонарика сдвигается в сторону и я различаю за спиной девушки Гордея двух ее подруг из университета.
А еще могу четче разглядеть лицо самой Илоны. Взгляд брюнетки сочится злостью и ненавистью.
- А я не поверила сначала, когда мне сказали. У самой Марфиной, до которой обычно не достучишься. И как только удалось.
Я все еще фокусируюсь, пытаюсь собраться с мыслями.
- Что, язык проглотила? - с усмешкой кидает рыжая девушка. Лицо третей наполовину скрыто в тени.
- Нет, голова просто кружится, - отвечаю ей, - пытаюсь остановить.
- Голова кружится, - тянет Илона, - скоро у тебя голова не только закружится, но и заболит. И не только голова. Я ведь по-хорошему предупреждала тебя. А ты не послушалась. Теперь ты распрощаешься со своим прекрасным личиком навсегда!
Третья девушка полностью выходит на свет и взмахивает рукой, в которой что-то блестит.