Хочу все знать 1970

А потом? Потом человек начнёт осваивать Венеру. Человек всемогущ. Человек изобретателен. Человек энергичен. Человек начнёт постепенно переделывать климат планеты. Прежде всего он изменит её атмосферу. Разбросает в ней новый планктон специально выведенной породы. Такой, который, быстро размножившись, поглотит всю углекислоту и насытит атмосферу кислородом. Понизится давление воздуха. Появятся разрывы в облаках. Уменьшится «парниковый эффект». Скалы и пески Венеры начнут остывать. На поверхность планеты хлынут из туч обильные дожди. И вода уже не будет выкипать. Она стечёт в низины, и образуются сперва лужи, потом озёра, моря, океаны. Грунт напоится влагой. Человек привезёт с Земли семена и рассеет их по планете. Планета покроется пышной зарослью, зашелестят леса, заиграет изумрудная трава, воздух наполнится ароматом цветов. Всё это в конце концов произошло бы и само собой. Но слепая природа потратила бы на это многие миллиарды лет. Человек же, познавший законы природы, просто ускорит события. Он уравняет Венеру с нашей планетой. Она станет второй Землёй. Уютной, щедрой, богатой. Человек заселит её земными животными, зелёными растениями, построит дома, создаст сады.

Дела человеку всегда хватит. Интересного дела. И остановиться он не сможет никогда!

ИЗ ЗАПИСОК ЛЮБОЗНАТЕЛЬНОГО АРХИВАРИУСА

Почтальон, который не торопился

Шёл 1493 год. В безбрежном океане уже много недель качались на волнах три каравеллы. В каюте самой большой из них — «Санта-Марии» — над столом склонился человек. Время от времени он распрямлялся, макал в чернильницу гусиное перо и досадливо морщился, когда от качки начинало меркнуть пламя в плошке с жиром, подвешенной к низкому потолку. Христофор Колумб писал донесение испанской королеве Изабелле I.

«…Не падаю духом и уповаю на милость Бога и моей королевы…» Закончив письмо, Колумб свернул его трубочкой, обернул куском тонкой кожи, затем схватился за колокольчик на столе. На звонок вбежал юнга.

— Пустую бутылку и сургуч!

И вот письмо в бутылке, бутылка запечатана, и юнга подаёт капитану шляпу и плащ. Колумб выходит на палубу, где хозяйничает холодный ветер, осыпая его каскадами солёных брызг. Придерживая рукой шляпу, мореплаватель подходит к борту и долго смотрит на тёмные громады вздымающихся волн. Потом, размахнувшись, бросает в море бутылку…

В 1852 году английское торговое судно возвращалось в Гибралтар из далёкого рейса. Уже вблизи порта ветер стих, судно еле двигалось. Истосковавшиеся по суше матросы столпились у борта, жадно вглядываясь в землю на горизонте. Вдруг один из них вскинул руку: «Бутылка!»

Все моряки знают, что раз бутылка не тонет, значит, она запечатана, а запечатанная бутылка в море скорее всего содержит какое-нибудь послание. Спустили шлюпку. Когда капитан Хэйнз вскрыл сосуд и осторожно развернул письмо, то ахнул: внизу стояла подпись «Христофор Колумб» и дата — «1493 год». 359 лет путешествовала бутылка по морям и океанам, пока не попала точно «по адресу», ведь Гибралтар находится на испанском побережье!

Геннадий Черненко ПРЫЖОК С «ЭФИРНОГО ОСТРОВА»

Космический корабль «Меркурий-7» заканчивал сорок восьмой виток вокруг Земли. Конусообразная капсула летела над земным шаром, выброшення ракетой за пределы атмосферы. Американский космонавт майор Ричард Д. Пруэтт более трёх суток лежал в удобном, идеально пригнанном по фигуре кресле. Капсула была, пожалуй, не просторнее телефонной будки, и в таких же тесных колыбелях уже отмерили своё количество витков вокруг планеты предшественники Пруэтта — астронавты Гленн, Карпентер, Ширра и Купер. Ричард Пруэтт был пятым и последним американским космонавтом, совершавшим полёт по программе «Меркурий».

За округлым теплозащитным экраном, отделявшим спину Пруэтта от космической пустоты, находился отсек с тремя тормозными ракетами. В нужный момент они замедлят стремительный полёт корабля и направят его к Земле, в толстый покров атмосферы. Это должно было произойти в конце сорок восьмого витка, где-то над берегами Новой Гвинеи.

— «Меркурий-семь», начинаем отсчёт времени, — донеслось до Пруэтта с Земли.

— Седьмой готов, — ответил Пруэтт.

— Пять, четыре, три, два, один, ноль!

Он ждал резкого торможения, но капсула даже не вздрогнула. Пруэтт инстинктивно нажал на кнопку ручного управления. Достаточно было сработать только двум из трёх двигателей, даже одному, чтобы сорвать корабль с орбиты, но двигатели молчали. Капсула продолжала всё так же лететь со скоростью почти восьми километров в секунду навстречу яркому, радужному  ореолу — границе ночи и дня.