Хочу все знать!

— В том-то и дело: не к чему больше стремиться. Все достигнуто. — мрачно ответил Ногтев. — Не покупать же вторую дачу или вторую машину. Так ради какого, спрашивается, интереса продолжать существование?

— Ради нашей любви! — взвизгнула жена.

— Ах, ради любви? Любовь призвана вдохновлять человека на подвиги! А ты на что меня вдохновляешь?

— На жизнь! — патетически воскликнула жена. — На радостную, зажиточную жизнь.

— На жратву, значит. Любить, чтобы более вдохновенно и радостно пожрать! Нет, ты скажи: как я прожил жизнь? Что прикажешь высечь на моем надгробном камне? Сколько тонн еды я проглотил и сколько раз обнимал свою жену?

За разговором Ногтев не заметил, как уплел пару антрекотов.

После завтрака супруги отправились к морю по бульвару, полному курортников.

— Среди чего мы находимся? — говорил Ногтев жене. — Мы находимся среди домов, фонарей, телефонов-автоматов и других предметов, созданных не нами. И в минуту нашей предсмертной агонии ни один столб не содрогнется, ни один телефон-автомат не даст тревожного звонка. А люди? Люди проводят нас в последний путь бурными аплодисментами, приветствуя наш единственно правильный поступок в жизни.

На пляже они быстро скинули с себя одежду. Посидели несколько минут на песке, чтобы остыть от ходьбы, и осторожно ступили в воду. Жена Ногтева плавать не умела и осталась плескаться около берега, а он проплыл метров десять, лег на спину и задрейфовал.

«Теперь я нахожусь не в ванне, а на поверхности необъятного моря, — думал он, глядя в небо. — Здесь и потолок повыше и солнце не заслонено бюстгальтером. Так отчего же мне неспокойно? Значит, дело не в объеме бассейна, а во мне самом: как я прожил жизнь?» Он скользнул взглядом по берегу. Жена стояла, держа над собой зонтик, около аккуратно сложенной одежды. Рядом Ногтев различил две вмятины на песке: здесь они сидели с женой до купания.

Задумавшись, Ногтев потерял равновесие и на мгновение ушел под воду. Потом вынырнул, беспорядочно замахал руками и стал звать на помощь. Его испугала мысль: он утонет, и в этом мире останется от него только один след — вмятина на песке.

Ногтева спасли.

ХОЧУ ВСЕ ЗНАТЬ!

Литсотрудник я в отделе писем. Работа сложная. Требует эрудиции, напряжения мысли и, прошу особо заметить, усердия.

Приходит, скажем, такое письмо:

«Дорогая редакция! Меня зовут Катей. Вот уже несколько лет я мучаюсь, несмотря на все успокоения моей мамы. Дело в том, что у меня торчат уши. Напишите, где исправляют такой дефект?»

Я надолго задумываюсь над ответом. Как помочь Катиным ушам принять правильную форму? Может, Шацкин из отдела культуры знает? У него уши почти перпендикулярны к голове.

Иду к Шацкину.

— Слушай, Шацкин, тебе уши не мешают?

Шацкин угрожающе встает из-за стола.

— Мне очень важно знать, — задумчиво продолжаю я, — не мешают ли они тебе в повседневной жизни? Не задеваешь ты ушами дверные косяки или, к примеру, оконные рамы?

Шацкин тупо смотрит на меня.

— Да ты, — говорю, — не обижайся. Лично у меня никаких претензий к твоим ушам нет. Чисто деловой вопрос, ты должен быть в курсе: способна современная медицина по желанию пациента менять форму ушей?

Шацкин открывает дверь и выбрасывает меня из кабинета.

Катино письмо я откладываю и приступаю к следующему. На розовой промокашке читаю:

«Дорогая редакция! Мой рост составляет 1 метр 50 сантиметров. Я чуть ли не каждую ночь реву. Неужели ничего нельзя предпринять? Извините меня. Я бы не беспокоила вас, если бы у меня было хоть на четыре сантиметра больше. Спасите. Ваша Надя З.».

Мне становится жалко Надю З. Не очень-то, думаю, приятно быть полутораметровой. Все люди смотрят на тебя сверху вниз, а ты на них, наоборот, снизу вверх. Этак и шея может устать. Но что же посоветовать ей? Попробовать с Таней из отдела оформления поговорить? У нее тоже небольшой рост.

Иду в отдел оформления к Тане.

— Привет, старуха. Ну-ка, оторвись на минутку от стула.

Таня встает, я хватаю со стола линейку и измеряю ее рост.

— Так. Ровно полтора метра. Именно ты мне и нужна. Поговорим откровенно о твоей беде.

Таня недоуменно улыбается.

— Танюша! — душевно продолжаю я. — Брось, милая, это бодрячество. Я знаю, тебе нелегко. Небось, по ночам подушку слезами орошаешь? Поверь, маленький рост не такая уж трагедия…

Таня тупо смотрит на меня.

— Только, — говорю, — не обижайся. Лично меня твой рост вполне устраивает. Я лишь хочу выяснить, что рекомендует современная медицина в области подрастания людей.

Таня начинает медленно пунцоветь…

Не могу видеть зареванных лиц. Я спешно покидаю отдел оформления и возвращаюсь к своим письмам.

Автор третьего письма сообщает:

«Своей правой лопаткой я доволен, чего не могу сказать о левой. Левая вызывающе выпирает из спины, нарушая все допустимые нормы эстетики. И когда я случайно натыкаюсь на нее рукой, настроение мое близко к унынию».

Иду в коридор и приглядываюсь к лопаткам коллег. К кому приглядываюсь, а кого и рукой как бы случайно задеваю. Владельцем самых негармоничных лопаток оказывается ответственный секретарь.