Хочу всё знать [1970]

Родился Г. Г. Нисский 21 января 1903 года на станции Новобелица, в нескольких километрах от Гомеля. На этой станции прошло его детство. Здесь он впервые вдохнул острый запах человеческого труда. Запах угольного дыма, машинного масла и нагретого металла перебивал аромат леса. На все детские годы любимым героем стал паровозный машинист, а любимым занятием — маневрирование на маленьком паровозе по разветвлённым станционным путям.

Однако по-детски пылкая увлечённость техникой отлично уживалась с любовью к неброской красоте белорусских лесов, полей и речушек.

«До сих пор непотухаемой любовью детства люблю свой родной пейзаж, — пишет художник. — Семафор, разбег рельсов, уходящих за поворот леса, шумливый бор с мачтовыми соснами и бескрайность белорусских полей с позёмками.

Рос на воле, всё было моим: горячий раскал рельсов на переплётах путей, длинные товарные составы, водокачки и пакгаузы, маневровые паровозы, заросшие лозой болота, золотые лесные ручьи, весенние разливы, настилы плотов на зеркале озера, визг пил лесопилок, золотые кубы распиленного леса, запах опилок, жар раскалённого июля в лесной тишине и задумчивые перелески под скатертью январского снега…»

Эти слова Нисский написал уже зрелым художником. И то чувство, что в них выражено, — любовь к природе и любовь ко всему, что создано человеком, — читается в каждой написанной им картине.

Чаще всего задатки художника просыпаются в человеке ещё в пору детства. Однако история искусства знает мастеров живописи, которые и не помышляли о ней в детские годы. Это относится и к Нисскому. Столкнувшись с рисунком впервые лишь в гимназии, он занимался им без энтузиазма, в основном, рисовал карикатуры на гимназических учителей, довольно меткие и злые. Однако ничто в этих рисунках не давало повода думать, что из мальчика вырастет крупный художник-пейзажист.

Около Новобелицы жил художник В. Зорин. С ним и познакомился четырнадцатилетний гимназист. Зорин рассказывал подростку о больших русских живописцах, особенно о тех, кто работал в начале XX столетия: о Левитане, Врубеле, Петрове-Водкине, Рерихе. Ему носил Нисский свои первые пейзажи и натюрморты, от него выслушивал первые профессиональные замечания и напутствия.

В 1921 году Нисский был командирован на учёбу в Москву, на подготовительный факультет Высших художественно-технических мастерских.

В те первые годы существования Советской страны художники лихорадочно искали новые формы и способы отражения жизни. Новая жизнь выдвигала свои темы, и им казалось, что теперь нельзя писать так, как прежде. И Нисский искал, вместе со своими товарищами, как лучше и точнее изобразить то новое, что совершалось вокруг. Они считали художника участником социалистического строительства и поэтому призывали изображать «будни великих строек», людей, которые ежедневно трудились на этих стройках.

Первые такие работы были написаны Нисским в конце 20-х годов. Но, несмотря на искреннее желание художника показать творцов новой жизни, люди в этих картинах выглядели придатком к технике. У них не было своего характера. Они мало отличались друг от друга. Но Нисский продолжал искать. Он понял, что совсем не обязательно писать большие полотна с работающими людьми.

Художник решил обратить внимание зрителя не только на грандиозный размах нового строительства и возникновение новых городов, но и, в первую очередь, на то, как ожили глухие уголки, как вторглась в них техника и придала этим скромным поэтическим местам особенную красоту.

Когда говорят о Нисском, чаще всего вспоминают его пейзажи с разбегающимися железнодорожными путями, силуэтами семафоров, бегущими поездами.

«Осень. Семафоры». 1932 год. Это, можно сказать, первая картина, в которой проявились особенности Нисского как художника.

«Осень. Семафоры». 1932 год.

1932 год — год первой пятилетки. Страна начинала перестраиваться. Это наблюдалось во всём… И Нисский стремился своими картинами сказать, что малые достижения — это частица достижений великих.

Мы видим на полотне как будто бы серый день. Пустынно. Промозгло. Ни души. И только нахохлившиеся воробьи, зябко прижавшись друг к другу, сидят на проводах. Но разве вызывает эта картина чувство щемящей грусти? Нет. Потому что, несмотря на осеннюю серость, огромен простор неба. Потому что бодро бежит, попыхивая дымом, паровоз. И нет конца железнодорожному пути. Потому что безостановочно работают семафоры.

Человека здесь нет, но он присутствует незримо. Ведь кто-то создал эти пути, кто-то поставил семафоры, кто-то ведёт паровозы. И паровоз, и семафоры, и нити телеграфных проводов одушевлены человеческой энергией, они словно ожили от силы вложенной в них человеческой мысли. Картина, вопреки её общей серой тональности, вселяет бодрость, веру в возможность человека-творца, человека-созидателя.

«Учась, работать — работая, учиться». Так понимал художник свои задачи на будущее. Шли годы. Он был на многих стройках и многих морях. И из всего, что видел, старался выбирать только самое нужное, самое существенное.