Хочу всё знать [1970]

И вдруг случилось такое, что не забуду никогда. В самый разгар обеда мы услышали громкий, нетерпеливый призыв кота. Его голос поразил нас. Он звучал на какой-то новой, неведомой ранее, ноте. Мы повскакали с мест, выбежали из столовой и через несколько шагов замерли, поражённые: наш кот стоял на трёх лапах, а правой передней лапы не было. Стоит он, бедняга, и как-то необычно смотрит на нас. Жалко нам его. Ну как он будет жить без лапы?

Подошли мы к нему поближе… и глазам не верим. Есть лапа! Но он так её поджал, что из-за туловища совсем не видно было. И тут мы обнаружили, что сама лапка густо выпачкана в тавоте. Вероятно, кот сунул свою лапу где-то в банку с тавотом и эта густая, как вазелин, машинная смазка мигом облепила мохнатую лапу. Может быть, кот и на язык попробовал тавот. Кто его знает? Сам он об этом не скажет.

Но дело, оказывается, совсем в другом. Лишь теперь мы заметили, что кот стоит перед входом в баню и орёт во всю глотку только потому, что ему лапу помыть надо. Открыли дверь в баню, и он сразу прыгнул на трёх лапах через высокий порог. Задрал голову и ждёт, когда из душа вода польётся. Ну, водой тавот не смоешь. Сперва мы ветошью обтёрли лапу, а потом уж как следует отмыли её.

Все мы были очень довольны тем, что из грязного, бездомного бродяги начал получаться хороший корабельный кот. Его полюбила вся команда. И решили мы дать ему настоящее русское имя. А то что такое Кири-Кири? Много перепробовали разных имён, а кот не отзывается ни на одно из них. Да это и понятно. Он уже не маленький, чтобы мог легко привыкнуть к новому имени. Всё чаще стали раздаваться у нас голоса о том, что из этой затеи ничего не выйдет и всё останется по-старому. Но скептикам пришлось трубить отбой. Однажды на палубу вышла буфетчица Граня и громко позвала:

— Кирилл-Кирилл-Кирилл!

И совершилось чудо: на этот зов явился кот.

— Качать Граню!

Тут наш радист лукаво обронил:

— Его не грех и отчеством уважить.

— А что, пожалуй, — отозвался боцман. — Кот пришёл на вахте Алексеева Петра. Значит, будет Петровичем.

С боцманом согласились все. И стал наш кот называться Кириллом Петровичем. Так его записали и в служебных бумагах. И такой получился из него кот-мореход, что мы и представить себе не могли.

Наконец, пришло время уходить нам из Америки. На берегу толпа провожающих. Все желают нам счастливого плавания и просят передавать их приветы в Россию. Такие дружеские проводы всегда приятны, и настроение у нас было приподнятое. На мостике у нас капитан, вахтенный помощник капитана и рулевой. Внезапно появляется Кирилл Петрович и встаёт рядом с капитаном. А мостик — такое место, откуда ведётся всё управление кораблём, и входить туда без дела никому нельзя. Капитан любил кота и заботился о нём, но, увидев его на мостике, строго сказал:

— Уберите его отсюда.

Вахтенный матрос взял кота на руки, сошёл с мостика на шлюпочную палубу и там отпустил его. Кот сразу же взлетел обратно на мостик и опять встал рядом с капитаном. Снова вынесли его оттуда. Но как только спустили с рук, он мгновенно вернулся на мостик. Шесть раз подряд уносили его сверху вниз. А он и на седьмой раз прорвался на высокий мостик. Капитан рассмеялся и сказал:

— Ну и характер у Кирилла Петровича. Настоящий флотский. Не сдаётся. Молодец. Пусть остаётся.

Так Кирилл Петрович завоевал себе право находиться на мостике. Только правом своим почти не пользовался. Что-то ему не понравилось на мостике, и он заглядывал туда редко и ненадолго. Чаще всего его можно было найти на шлюпочной палубе, где облюбовал он место под спасательной шлюпкой. Здесь он просиживал часами, глядя на великую солёную пустыню.

На третий день после выхода из Лонг Бича разбушевался Тихий океан. Многометровые волны беспрерывно наступали на корабль, нанося ему тяжёлые удары. Шипящая вода металась по зыбкой палубе. Все моряки, кроме вахтенных матросов, укрылись от шторма во внутренних помещениях корабля. А Кирилл Петрович не признавал никаких помещений и по-прежнему находился на шлюпочной палубе. Туда тоже долетала ошалевшая вода, и кот давно промок насквозь. Его густая длинная шерсть скаталась и повисла короткими блестящими сосульками, по которым стекали солёные ручейки. Но Кирилл Петрович не обращал на это никакого внимания. Он сидел под спасательной шлюпкой неподвижно и как зачарованный глядел на буйное раздолье океана.

В назначенное время мы пришли на Дальний Восток, сдали свой корабль морякам-дальневосточникам, и они начали жить и работать на нём. А мы совершенно иным путём вернулись к себе в Ленинград.

Кирилл Петрович остался на «Руслане».

М. Любарский ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Пионеры села Ивановка на Харьковщине обнаружили батальонное знамя и портфель с документами. Находка напомнила жителям района о весенних днях сорок второго года, когда в этих местах, уже занятых фашистами, вдруг разыгралось ожесточённое сражение советских воинов с гитлеровцами. Неравный бой продолжался с рассвета до полудня.