Хочу всё знать [1970]

Бешеный ветер срывает с ледяных горных вершин тучи летучего снега. Низкое солнце зажигает их золотым огнём. И кажется, что над каждым снеговым конусом лениво колышется на ветру холодное жёлтое пламя. Белые вершины вздымаются в небо, как гигантские белые свечи с золотыми лезвиями огня. И неистовый горный сквозняк раскачивает и клонит тяжёлое пламя…

Снизу к вершинам поднимается ночь. Долины внизу уже залила тень — как чёрная густая вода. И тень эта ползёт всё выше и выше. И небо темнеет. Зато ярче и ярче разгораются свечи вершин. И жёлтое пламя летучих снегов колышется теперь уже не на дневном голубом небе, а на вечернем — глубоком и синем, как океан. Горы горят…

С туманной равнины к горам движется белый прибой облаков. Непривычно смотреть на облака сверху. Пенистые гряды взволнованных облаков накатываются на горный кряж, как на морской берег. Они уже затопили предгорья, вливаются в заливы-ущелья, окружают невысокие вершины, превращая их в острова. Облака торопятся на ночлег. Клубясь и дымясь, они упорно ползут всё выше и выше по склонам и, обессилев, откатываются назад. И тогда в зазор у чёрного кряжа видна сумрачная подоблачная глубина.

Прилив и отлив.

Багровое солнце медленно тонет в облачную пелену, окунается в неё с головой, и белое море пенистых облаков внизу вдруг становится красным! Словно солнце раскалило облака докрасна! И вот от чёрных гор до далёкого мутного горизонта легла красная зыбкая равнина. И теперь уже красные валы накатываются на крутые берега, красные заливы вклиниваются в ущелье, из красного моря торчат чёрные острова горных вершин.

Протыкая пелену снизу вверх, словно играющие рыбы, взлетают из красных волн чёрные грифы. Спиралью ввинчиваются они в густо-синее небо на неподвижных своих крыльях, а потом тяжело машут, направляясь к «берегу» на ночлег. Красное море колышется всё тише и тише и наконец засыпает. Тёплый живой его свет начинает потихонечку меркнуть. И вот уже снегом, морозом и льдом потянуло от потемневшей и посиневшей равнины. И уже это больше не море, а белая тундра в полярную ночь. Облачные сугробы и торосы, тёмные полыньи.

Луна нестерпимо лазоревая и заиндевелая. Звёзды большущие и звонкие, как ледышки. Хвост Большой Медведицы увяз в облаках, как в снегу. Тишина. И только далеко-далеко внизу, в тёмной подоблачной глубине, слышен нестихающий гул  подоблачных водопадов…

Мы дышим на пальцы, и зелёный пар клубится у глаз, словно мы надуваем и никак не можем надуть зелёные резиновые шары. Сырые плащи на нас задубели, они скрежещут и громыхают, как кровельное железо. И на сгибах цинково светятся инеем.

Сидеть и дрожать нам до самого рассвета. Пока солнце не зажжёт снега на вершинах. Пока снова не заколышутся за ними полотнища летучего огня. И день начнёт не спеша спускаться с вершин в долину.

ДУШИСТЫЙ УРАГАН

Горы. Мы поспешаем верхами по одной из тех троп, о которых романтически настроенные туристы говорят: «Ты на тропе — как слеза на реснице». А местные горцы попросту: «Пронеси, господи!»

Левое стремя чиркает о камни стены, правое плавно плывёт над пропастью. Кони вспотели от страха и дёргаются всякий раз, когда из-под копыт выворачиваются камни и скачут вниз. Внизу — глубоко-глубоко, так что дух захватывает — гудит река. И слышно, как по дну её глухо тукают камни.

Между тропой и рекой курчавый лесок. Лес на каменной стене! В него-то и торопимся мы, судорожно сжимая коленями лопатки коней и успокоительно похлопывая их по горячим потемневшим шеям.

Кажется, пронесло! Лес накрыл нас пятнистой тенью и вымостил тропу паркетом из жёлтых и лиловых блинов. Но вихрь ударил в лицо, и сразу закружила метель! Белые хлопья залепили глаза, обрушились белым ливнем на головы, плечи, колени. Кони мгновенно покрылись снегом. Но каким снегом — душистым и нежным!

Вихри ветра кружили жасминовые лепестки. Лепестки то текли и струились, то обрушивались водопадами, то закручивались смерчиками и воронками. Словно кто-то швырял и швырял их охапками или вытряхивал из мешков и корзин. Метался ветер, куролесила метель, неистово ревела река.

Весь склон был в кустах отцветающего жасмина. Всё было усыпано пахучими лепестками. Купы кустов, как зелёные тучи, сыпали «снегом». Ветер-сквозняк подхватывал «снег» и закручивал его то в тугой жгут, то расшвыривал, как перо из перины.

Всё пропахло жасмином. Сгребаем лепестки с коней пригоршнями и рассыпчатыми снежинками швыряемся друг в друга. Вокруг лошадиных тяжёлых копыт взлетают «снеговые» фонтаны.

У камней намело сугробы из лепестков. Стволы и сучья побелели, словно от инея. Хоть на лыжах катайся или лепи снеговика!

Бушует весёлая жасминовая метель.

В глазах мельтешит и засвистывает в ушах. Завивает, кружит, заносит.

И удивительно, и смешно.

ИЗ ЗАПИСОК ЛЮБОЗНАТЕЛЬНОГО АРХИВАРИУСА

Самое лёгкое дерево

В Южной Америке — в Эквадоре — растёт дерево, называемое бальса. Оно в два раза легче пробки. Удельный вес бальсы — 0,12. Родственница африканского баобаба, бальса (по-испански — плита) обладает белой, бархатистой древесиной, хорошо режется и колется.