Хочу замуж! (СИ)

Вот Виктор и решил выяснить будущее наших отношений для того, чтобы он мог принять какое-нибудь решение. Я не стала отговаривать Витю от примирения с бывшей женой, а посоветовала наладить отношения ради маленькой дочери. Мне показалось, что Виктор, услышав мой ответ, как будто бы испытал некоторое разочарование. Может, он надеялся, что я подтолкну его к другому решению? Но я об этом уже не узнаю.

Мы распрощались с Виктором навсегда. А в память о нашей встрече мне остался диск с записью концерта Михаила Муромова, который при случае я с удовольствием слушаю и всякий раз невольно думаю: Да, были песни в наше время!

А какие исполнители, композиторы! Вон, один из них, между прочим, очень хороший композитор — Михаил Муромов, даже написал обо мне песню. “Странная женщина” называется. Послушайте при случае? Надеюсь, она вам понравится.

42

Не знаю, как долго переживала бы я разрыв наших отношений с Виктором, если бы над моей головой вдруг чёрные тучи не сгустились. Меня чуть было не уволили из музея, которому, без всякого преувеличения, я отдала лучшие годы своей жизни.

…Может, помните, в детстве мы пели одну весёлую, но странную и даже страшную считалочку?

Десять негритят пошли купаться в море,

Десять негритят резвились на просторе.

Один из них утоп, ему купили гроб.

И вот он — результат — стало девять негритят.

И — так далее. Пока ни одного ребятёнка не осталось. Безжалостная морская пучина поглотила почти всех. Последний, если не ошибаюсь, свёл счеты с жизнью. Наверное, ему не захотелось оставаться одному на белом свете. Свет-то — белый. Огромный. А он — тёмненький. Одинокий. Бр-р, страшно!

Не представляю, какой ужасный садист, или непримиримый расист додумался придумать эту, в общем-то, незамысловатую песенку. Причём у неё такая весёлая, лёгкая мелодия, что её напеваешь, а на уме только одна мысль — как бы не сбиться со счёта и не перепутать куплеты.

Пожалеть несчастных ребятишек никому даже не приходит в голову. Никто не понимает, что речь идёт, ни много ни мало, о геноциде негритянского народа, а точнее, африканских народов. Которым и так угрожает вымирание из-за недостатка пищи и воды. Советское государство в своё время оказывало помощь странам африканского континента. Нынче — каждый сам за себя. А нужно бить в колокола. И за распространение, т. е. исполнение подобных песен — сажать в тюрьму.

Нужны самые решительные меры, чтобы все без исключения поняли — перед лицом Бога абсолютно все равны. Независимо от цвета кожи, разреза глаз, формы ушных раковин, или объёма мозга. Кстати, у женщин объём мозга всегда меньше, чем у мужчин. Так было задумано природой.

А потому — даже, если иная женщина будет весить целую тонну, ей всё равно не видать такого объёма мозга, какой был, к примеру, у Льва Николаевича Толстого. И пусть она «Войну и мир» не напишет, но зато может (конечно, чисто теоретически) родить целую кучу ребятишек. И тогда те десять безвинно погибших негритят будут отомщены.

Хотя мне этих ребят всё равно ужасно жаль. И уж поверьте, я никогда не стала бы вслух вспоминать эту, абсолютно некорректную песенку, если б у меня не было на то уважительной причины.

По статистике, увольнение с работы в шкале стрессов занимает третью строчку, т. е. следует сразу же после утраты близких и развода. А теперь представьте, какой стресс в квадрате я пережила, когда едва расставшись с без пяти минут сердечным другом, узнала, что меня хотят попросить из музея, который за годы работы стал для меня практически вторым домом!

Эту горестную весть принесла в наш отдел моя коллега и почти подруга Люся Крапивина. В компьютере у Анечки — директорской секретарши, она увидела наполовину набранный текст приказа о моём увольнении. И тут же примчалась, чтоб я морально подготовилась к предстоящей встрече с Виталием Львовичем.

Однако я не растерялась. Только взяла минутную паузу для перекура. А, вернувшись из курилки (Так мы между собой называем место под лестницей в нашей конторе), исполнила сотрудникам своего отдела первый куплет драматической композиции про безвинно погибших негритят.

Коллеги дружно онемели. Крапивина переводила беспокойный взгляд с меня на телефонный аппарат, и обратно. Наверное, пыталась вычислить, звонить ей в Скорую помощь, или чуток повременить. Правда, Люся немного оживилась, когда на пороге кабинета вдруг появилась бухгалтер Светлана Михайловна.

Возможно, Крапивина понадеялась, что финансовый мозг нашего музея сумеет поставить Ивановой точный диагноз, и тогда можно будет подумать, что со мной делать дальше.

Но люсины надежды оказались напрасными. От привычной решимости Светланы Михайловны не осталось и следа, стоило ей только распахнуть дверь нашего кабинета. К тому моменту я уже допевала второй куплет душераздирающего музыкального произведения.