Спорт был для Чудинова постоянной потребностью, естественным выражением его жизненной энергии. Устав от работы за чертежным столом, он выбирался за город, отмеривал на лыжах десяток-другой километров по холмам, перелескам Подмосковья и возвращался к работе неузнаваемо помолодевшим, взбодренным, с веселой благосклонностью смотрящим на мир. "Погоняешь немного, так и голова свежее, ощущения точнее и веры в себя больше",- говаривал он.
Но, человек страстный, не умеющий останавливаться на полумерах, действовать вполсилы, он привык во всякое дело входить с головой и в любой своей деятельности добирался до высот совершенства. И если уж решал тренироваться к большим состязаниям, то все его существо надолго проникалось как бы одним назначением: выжать из каждой мышцы все запасы таящихся в ней скоростей, вложить каждый сантиметр движения в разгон. И работал он над собой с безудержным рвением. Так же и в области инженерной: если он был убежден в своей правоте, то рвался к поставленной цели напролом. И некоторые жаловались, что он порой грубоват, слишком резок. А эти качества, как известно, непростительны для тренера-воспитателя.
Характер у Степана был трудный, и я это хорошо знал. Неуступчивый, он предпочитал лучше сменить место работы, чем свои убеждения, хотя бы они касались и не очень значительных дел.
Он ездил строить новые города, жил там с плотниками в бараках-времянках. Я встречал его в Комсомольске-на-Амуре, в Хибинах, где вырастали поселки, застроенные отчасти по его типовым проектам.
И вот сейчас из-за какой-то заносчивой, черт знает что о себе возомнившей девчонки, у которой, кажется, язык был еще более прытким, чем ноги, он совсем уходит с лыжни. Я не мог примириться с этим. Правда, непосредственно со спортивной лыжни Чудинов сошел еще несколько лет назад. Пулевое ранение в коленную чашечку левой ноги лишило его возможности после возвращения с фронта отстаивать звание чемпиона страны, до этого неизменно ему достававшееся. С первых дней войны он пошел добровольцем на фронт и стал командиром отряда лыжников-разведчиков, совершавших смелые рейсы в тыл врага. Там, на Карельском перешейке, и прошила вражеская пуля его колено. Как ни мудрили хирурги, раненая нога теперь уже не выдерживала длительного напряжения, начинала нестерпимо болеть, да и движения ее были порой несколько стеснены.
Продолжая работать в "Гипрогоре", в институте, где проектировались новые города и разрабатывались планы перестройки старых, Чудинов перешел на тренерскую работу.
После ранения он было совсем бросил спорт - перестал даже смотреть состязания. Потом его клетчатая, хорошо всем нам знакомая куртка снова появилась сперва на трибунах стадиона, среди зрителей на Ленинских горах и в Подрезкове, где проводились лыжные состязания, а потом и возле самой лыжни. И в спортивных кругах с радостью сообщали, что Чудинов взялся за тренерскую работу.
Был он аскетически строг в обращении с женщинами, особенно с теми, кого тренировал. Он нравился девушкам, но делал вид, что не замечает этого. Некоторые его товарищи, тренеры, поженились на своих воспитанницах. Но Чудинову подобные браки казались нарушением каких-то очень важных и строгих норм, установленных им для себя. "Вышел на снег, сам - лед",- говорил он. И вообще нежности между тренерами и спортсменками он считал непростительной пошлостью. Мне же казалось порой, что Чудинов слишком строг к себе и людям и поэтому, пожалуй, одинок.
- Я уже не любимец славы, а вдовец ее,- пошучивал он.- Теперь мне остается по-отечески растить новую молодую славу и выдавать ее замуж, женя на ней других молодых счастливцев. Что же, я не ревную...
Он оставался холостяком, относясь к женщинам с хмурой настороженностью, заставлявшей считать его нелюбезным.
- Да, старик,- говаривал он,- что-то у меня в жизни не получилось, а я, как говорят моряки, приближаюсь к "ревущим сороковым". Что-то будет...
Он прошел специальные тренерские курсы и весь свой огромный, многообразный опыт, весь свой волевой напор и неистребимое терпение, отличавшие его самого в прежних тренировках, отдавал теперь новичкам белой стези. Многие из его питомцев уже стали известными лыжниками. Никому не уступала первого места уже третий год подряд воспитанница Чудинова Алиса Бабурина. У меня было подозрение, что из-за нее-то все и произошло... Вот она на фотографии в журнале, брошенном раскрытым на кресле. Высокая, изящная, со слегка надменно вздернутым подбородком. Одной рукой она принимает очередной приз, другой обхватила плечо своего тренера. А вокруг фоторепортеры, поклонники, овации.
- Что ты уставился? - Чудинов, расхаживая по комнате, резко остановился около меня, когда я склонился к журналу.- Полагаешь, вероятно, что все дело в Алисе? Смешно!
- А разве нет?