– Вам рекомендовано отправиться в провинцию и поселиться уединенно, – добавил император. – Немедленно покиньте Санердаль.
А вот и домик. Но не для меня.
Два стражника подошли к отцу. Проходя мимо, он с презрением и злостью посмотрел на меня. Словно я его предала. Но это было не так. Это он предал меня и Бернарда, когда решил использовать проклятие.
За отцом закрылись двери. На душе было тоскливо.
Стейн снова погладил мою руку. В груди сразу стало тепло и уютно. В конце концов, не я заставляла отца нечестно вести дела, когда была жива его сестра, а потом использовать нас с братом. Это его решение. Это его правда. А моя правда вон, стоит рядом и смотрит так, что сердце забывает, в какую сторону ему стучать!
– Приступайте. – Император кивнул проклятийнику.
– Госпожа Леннет, подойдите, – позвал тот, подходя к Бернарду.
Отпустив пальцы Змея, я быстрым шагом, почти бегом, пронеслась по дорожке и поднялась по ступенькам.
– Снимите перчатки и возьмитесь за руки, – скомандовал проклятийник, едва я оказалась на ступеньку ниже брата.
Торопливо сняв перчатки, мы потянулись друг к другу. Бернард стиснул мою ладонь. С пальцев проклятийника потекли темными ручейками тени…
– Это займет некоторое время, – предупредил он.
Мы дружно кивнули: хоть месяц, лишь бы не стало это правдиво-лживой пакости!
Бернард покосился на меня, я перехватила взгляд голубых глаз.
«Прости», – читалось в них.
«Как ты мог сказать мне то, что сказал? Как мог вести себя так, словно мы чужие?» – «ответила» я ему.
«Мне нельзя было рисковать, я не знал, выдержишь ты или согласишься с отцом. Мне было непросто провести все сделки так, как хотел отец, без магии и обмана, чтобы клиенты остались довольны».
Я нахмурилась, чуть крепче сжала его пальцы: «Знаю. Но твои слова до сих пор отдаются болью в сердце. Ты ведь не лгал».
Тени окутали наши запястья темными кандалами.
«Нет, не лгал. Но и правдой это не было. Не тогда. Это была старая правда. Правда мальчишки, которому сказали о проклятии и заставили учиться лгать. А его сестра все еще играла в кукол… Я расстался с той правдой и понял, что надо искать выход. Поэтому и отдалился, чтобы случайно не выдать себя».
«Ты мог сказать мне!» – Я грустно улыбнулась.
«Ты бы не поверила».
«Тебя ждет сюрприз, братец. Я на редкость легковерная девушка!»
Бернард едва заметно усмехнулся:
«Знаю!»
«Ты невыносим, но ты мой брат… И я тебя потом прибью, ладно?»
«Я буду сопротивляться!»
«Только попробуй!»
«Ладно, не буду».
«И я тоже. Я рада, что ты снова ты».
«И я».
Беседа взглядов закончилась.
Тени над нашими переплетенными пальцами сложились в корону, распустились темным цветком и растворились в воздухе. Исчезли тени, а вместе с ними и желание говорить все, что крутится в голове.
Проклятия больше нет.
Нет!
Поклонившись проклятийнику, а потом императору, мы с Бернардом, держась за руки и не веря, что все закончилось, вернулись к Змею и Варду.
Едва встали между здоровяком и Стейном, как глашатай назвал имя Варда. Тот почти мгновенно оказался на третьей ступеньке. Протокольные слова летели безликими бумажными птицами.
– Все почти закончилось. – Мою вторую руку слегка пожал Змей.
Да, почти. Сейчас наш друг либо загремит в ссылку, либо станет самым счастливым!
– …Я бы хотел просить руки вашей дочери! – глядя прямо в глаза императору, произнес Вард.
Второй раз в зале воцарилась тишина. Так, что стало слышно, как где-то за окном радостно щебечут ласточки, которым все равно, где вить гнездо: под крышей простолюдина или в императорской резиденции.
Стефани стиснула пальцами подлокотники и напряженно повернулась к отцу, нарушив весь этикет. В ее глазах были надежда и страх. Ведь император вполне может вспомнить о каком-нибудь старинном, всеми забытом правиле, запрещающем принцессам влюбляться.
Взгляд императора блуждал по лицу Варда. Потом соскользнул на мать Змея, на лице которой читалось плохо скрытое презрение и вопрос: сможет ли он разрушить жизнь дочери, как разрушил жизнь той, которую любил? И любит. Да, до сих пор.
Правитель не выдержал, отвернулся. Встретился глазами с матерью Стефани. В них была любовь к нему, к дочери и боязнь, что сейчас случится непоправимое.
– А что скажет моя дочь? – Голос императора прозвучал не так ровно и правильно, в нем была злость. Но и любовь… к дочери.
Стефани встрепенулась, заулыбалась. Потом вспомнила про протокол и, чинно сложив руки на коленях, ответила:
– Ваша дочь согласна.
Вард просиял счастливой улыбкой. А кто-то поперхнулся и зашелся кашлем: Эмерсон, о котором все забыли, был буквально сражен новостью о женитьбе сына. Справившись с шумной радостью, он уставился на Варда: это было обещание. Обещание довести сына перед женитьбой до генерала минимум. Хоть тренер и считал, что звание не сделает никого равным придворным лаернам, но оставлять Варда обычным боевым магом он точно не собирался.
– Официально о помолвке объявим, когда вы, молодой человек, получите первое звание. – Император тоже решил заняться воспитанием будущего зятя.
Бедняга Вард!
– Так точно, сэр! – привычно козырнул Вард.
– Да, папа! – выдохнула принцесса.