Поблагодарив Анатолия за помощь, Терентьев направился к магазину. Боровский бросился к поезду. Николай на ходу расстегнул ворот рубашки. Квадратное лицо его окаменело. Мысль работала лихорадочно. Никаких вещей около Волкова не было. «Где они? — думал Терентьев. — Неужели успел продать? Хотя не такой он, наверное, глупец, чтобы рисковать… Да и кто их купит в нашем поселке, даже за бесценок? А если не виновен? Если не он? Если кто другой? Нет, он! Во всяком случае, проверить надо. Ведь Боровский рассказывал о его беспутной жизни. Столько времени не работать и так часто пить? Деньги с неба шока никому не сыплются, калачи на березах не висят. Жаль, что Малышкино не на территории нашего отделения находится. Мы бы давно такого прохвоста поставили на место, заставили работать. Брать его сейчас, без вещей? Бессмысленно. Значит… Значит, выход из положения один: попытаться сделать ход конем, как в шахматной партии…»
Николай Стратонович надвинул серую кепку на широкие сросшиеся брови, решительно подошел к Волкову и молча остановился. Не вставая, Волков поднял мутные пьяные глаза, буркнул:
— Чего уставился? Хошь заглотить? Приземляйся. Потом скинемся.
— А ну-ка, встань, паскудина! — почти выкрикнул Терентьев, засовывая обе руки в карманы серых брюк. Волков крякнул, тяжело поднялся, удерживая в правой руке недопитую бутылку.
— Ну, шо тебе надо? Ну, шо? — зарычал он, выпячивая грудь.
— Где тряпки?
— Как-кие? Ты шо, стерва, рехнулся?
— Заткнись, дешевка! И мне мозги не компасируй! Понял? Ты же мою матушку обобрал, паскудина! Понял? Отдай, говорю, тряпки, или…
В голосе Терентьева звучала такая неподдельность и угроза, что Волков заколебался, а потом дружеским тоном залепетал:
— Извини, кирюха. Не знал, чья хата. Я не здешний. Но ты будь потише, могут услышать… Сплавить не успел. Решил малость отлежаться… Все цело.
— В надежном месте оставил? — уже более снисходительно спросил Николай Стратонович и улыбнулся. — Получается здорово: вор у вора дубинку… а? Потеха.
— Быват. Приземляйся, заглотнем.
— В надежном месте оставил? — переспросил Терентьев. — А то, пока мы здесь базарим, уплывут.
— У одной шлюхи.
— Она не размотает их?
— Не-е. Не знает, что темные. Думает, мои.
— Ну, ладно, хватит базарить. Идем, — миролюбиво позвал Николай Стратонович.
— На, заглоти малость, — настаивал Волков, протягивая бутылку и немного покачиваясь.
— Там, на месте, по-человечески, — категорически отказался Терентьев, разглядывая тусклые, с короткими ресницами глаза вора. — Там обмоем…
— А матушка твоя не брякнула в угрозыск? — забеспокоился Волков, отдирая от толстых мокрых губ горлышко бутылки.
— Не-е, ко мне притопала.
— А как ты узнал, что это моя работа?
— Потом расскажу. Пошли.
— Ладно. Ты, видать, тоже битый…
День морщился. Солнце ныряло в облаках. Ветер усилился. В воздухе висела пыль.
Шли молча. «А если Волков схитрил и ведет куда-нибудь в удобное место, чтобы свести счеты? — думал Николай Стратонович. — Если он разгадал мой ход и ответил таким же ходом? Но нет, шалишь! Игра в самом разгаре, конца не видно. Посмотрим, как она будет разворачиваться».
Волков еле тащил ноги, покачиваясь из стороны в сторону. Вдруг он качнулся влево, свернул за угол старенького пятистенка и остановился у калитки.
— Здесь. Заходи, — промямлил, уступая дорогу Терентьеву.
— Извини, братуха, меня тут не знают, первому не с руки…
— Понятно. Только при шлюхе о тряпках ни гу-гу. Зайдем, полбанки допьем, чемоданы на горб — и вся любовь. Лады?
Николай Стратонович понимающе кивнул головой.
Волков первым шагнул в калитку.
На кухне, за столом, сидела хозяйка, разбрасывая атласные карты вокруг червонного короля. Увидев вошедших, она встала и застыла на месте. Терентьев приложил палец к губам. Хозяйка бойко сверкнула глазами, шаловливо спросила:
— Кому погадать?
— Тряпки целы? — зло спросил Волков, упершись пьяными глазами в карты, удерживаясь обеими руками за стол. — А то тебе вини навалились.
— Куда они денутся, — ответила хозяйка. — Надо — забирай. В горнице под койкой лежат.
— Ладно. Давай стаканы.
— Давно бы так. А то тряпки, тряпки… Будто все счастье в тряпках.
— Хватит, стерва!
— Только не злись, — с упреком сказала хозяйка, ставя стаканы на стол.
Пока Волков разглядывал карты и разливал вино, Терентьев, стоявший позади, на листке из блокнота быстро написал: «Вещи крадены. Срочно понятых. Поняла?» И, перегнув листок, жестами дал понять хозяйке, чтобы она прочитала записку, а сам сказал:
— У кирюхи противная кислятина. Вот записка. Отдай продавцу Зине, она меня знает, получи «Столичную» и обратно. А мы пока перекинемся в картишки.
— Ладно, — на ходу обронила хозяйка и выпорхнула в заставленные сундуками, бочками и ведрами сени.
Волкову явно не везло. Первый кон выиграл, а потом несколько раз подряд проиграл. Он нервничал, не выпускал папиросу изо рта, но с азартом продолжал играть.
Дверь, скрипнув, распахнулась. За хозяйкой в дом вошли две пожилые женщины. Николай Стратонович встал. Волков продолжал сидеть, недовольно косясь на незнакомок.