Ход конём

— В Красноярске. Днем работает техником по монтажу электроаппаратуры, а вечером и ночью моделирует на сеточном электроинтеграторе процесс осушения Южного участка скважинами. И, пожалуйста, больше ни о чем меня не спрашивай. — Саша умолк и демонстративно отвернулся к стене.

Петр Михайлович, пораженный тем, что услышал о Володе, стоял не шелохнувшись у стола. Все эти три с лишним месяца, что минули со времени отъезда старшего сына, он был уверен, что Володя, разочарованный работой во ВНИГИ, раздосадованный и угнетенный этой идиотской историей с вертикальными водопонижающими скважинами, уехал куда-то в полевую гидрогеологическую партию: скорее всего на Чукотку, которую очень любил (он там был на студенческой практике), или к сестре Ирине в Северную экспедицию. А на поверку все получилось иначе. Вот так Володя! Не знает он сына, нет! Но почему Володя работает техником по монтажу электроаппаратуры? Хватает ли ему денег? Гордый, помощи просить не любит. Но он-то, Петр Михайлович, каков!.. Понять — значит простить... Нет, тут все гораздо сложнее. Надо обязательно узнать его адрес и выслать хотя бы рублей триста. Выходит, все-таки моделирует... Постой, постой, эта самая Аня Виноградова, которой Володя выбил РУПА-1, тоже ведь работает в Красноярске. Не она ли помогла ему устроиться там?..

В этот вечер Петр Михайлович забыл выпить свой стакан «Ессентуков» от печени, не стал, как это всегда бывало прежде, просматривать перед сном газеты. Выключив свет, лег на кровать и чуть ли не до самого утра пролежал с открытыми глазами, уставившись в серовато-синий от горевших на улице люминесцентных ламп потолок комнаты...

Не мог долго уснуть в эту ночь и Саша. Ворочался, тер ладонью лоб...

Засыпал Кравчук-младший с чувством удовлетворенности собою. Он уже знал, как поступит. Крутых переломов в жизни бояться нечего.

И от сознания собственного достоинства, от сознания того, что он ведает, как надо жить дальше, по какому идти пути, Саша улыбался во сне...

Утром, выпив наскоро стакан кефира, он умчался в университет. В деканате геологического факультета накатал заявление: прошу перевести на заочное отделение, — и, подписав его, сдал в ректорат. После этого забрал со сберкнижки все свои деньги, заработанные прошлым летом в студенческом стройотряде. Отцу набросал коротенькую записку; запечатал ее в конверт и велел Фросе передать Петру Михайловичу не раньше завтрашнего утра.

— Что же ты задумал, грач ты мой быстрокрылый, а? Куда собрался-то? — допытывалась с тревогой тетка, но Саша в ответ лишь загадочно улыбался, торопливо складывая в чемодан вещи.

— Не бойся, все будет хорошо. Краснеть за меня отцу и тебе не придется, — ободрил он Фросю.

После обеда Саша купил авиабилет до Красноярска и в тот же день вылетел к Владимиру.

9

Вот уже третий месяц, как он здесь, а Красноярска, по существу, не видел. Научно-исследовательский институт теплофизики, где он работал, находился в старом городе, на левом берегу Енисея, а жил Владимир в квартире Аниной подруги, на правом берегу. Добираться до НИИ приходилось двумя автобусами и трамваем. Почти два часа.

Спал Владимир мало: не более четырех-пяти часов в сутки. Больше никак не получалось. Осунулся, почернел.

Лаборатория, в которой работал Владимир, занималась моделированием процессов теплообмена в двигателях. Процессы эти были не изучены и сложны, описывались они, в математическом отношении, очень громоздкими уравнениями, которые нельзя было решить ни аналитически, ни с помощью электронно-вычислительных машин (все упиралось в программу, а составить ее на данном этапе не было возможности). И вот тут-то на помощь приходил сеточный электроинтегратор...

Первый месяц Владимир присматривался: в этом НИИ задачи, решаемые на электроинтеграторе, заметно отличались от тех, с которыми он сталкивался в Киеве как гидрогеолог. Поначалу ему было, в общем-то, безразлично, чем, собственно, занимается лаборатория прикладной механики, зато потом появился какой-то странный, беспокойный интерес. Захотелось вникнуть поглубже, разобраться в математических уравнениях и процессах. И Владимир садился за книги по механике, делал выписки. Вскоре он уже довольно сносно разбирался в теории теплообмена, и это не преминул отметить на утренней летучке начальник лаборатории Морозов.

— Эдак пройдет еще месяца два — и вы полностью переквалифицируетесь на теплофизика, — сказал он полушутя-полусерьезно Владимиру, приглаживая ладонью рыжую, как просяной веник, шевелюру.