Ход королевы

– Привет, Хармон, – сказал молодой человек и протянул ей руку. – Мы как будто хвостом друг за другом ходим.

Она неуклюже пожала его широкую ладонь и села на стороне черных. Образовалась неловкая пауза, потом Таунс спросил:

– Может, запустишь мои часы?

– Извини, – пробормотала Бет и, резко вытянув руку, промахнулась мимо кнопки, чуть не столкнула часы со стола, но успела их поймать. – Прости, – чуть слышно выдохнула она, нажала все-таки на кнопку, и его часы затикали.

Бет уставилась на доску, щеки у нее пылали.

Таунс пошел пешкой на четвертое поле короля, и она ответила сицилианской защитой. Он делал ходы как по учебнику; Бет разыграла вариант Дракона. Они разменяли пешки в центре. Бет потихоньку обретала утерянное хладнокровие и, механически совершая знакомые ходы, поглядывала на Таунса поверх доски. Он был сосредоточен на фигурах, хмурился, изучая позицию. Но даже хмурый и слегка взъерошенный он был красивым. Бет смотрела на него – на широкие плечи, чистую кожу лица, заломленную в состоянии предельной концентрации бровь, – и в животе набирало силу странное чувство.

Таунс удивил ее – вывел ферзя. Ход был смелый, и Бет на время задумалась, но никакой слабости в его позиции не увидела. Тогда она тоже вывела ферзя. Таунс пошел конем на пятую горизонталь – и Бет пошла конем на пятую горизонталь. Таунс поставил ей шах слоном – она закрылась пешкой, и он отвел слона. Теперь Бет чувствовала легкость во всем теле, а ее пальцы ловко управлялись с фигурами. Оба игрока начали действовать стремительно и свободно – она поставила ему ничем не угрожавший шах, он деликатно отвел короля и стал продвигать вперед пешки. Она проворно остановила пешечную атаку связкой, а затем провела обманный маневр ладьей на ферзевом фланге. Таунс это заметил и с мимолетной улыбкой разбил связку, а следующим ходом продолжил продвижение пешки. Бед отступила, провела рокировку, укрыв короля на ферзевом фланге. Ее переполняло чувство свободы и веселья, но лицо оставалось серьезным. Их танец длился и длился.

Увидев возможность объявить мат его королю, Бет даже немного расстроилась. Это было после девятнадцатого хода, и все в ней вдруг воспротивилось комбинации ходов, четко нарисовавшихся в воображении, – ужасно не хотелось прерывать волшебный балет, который они исполняли в паре. Но положение дел на доске было предельно ясным, а цепочка действий – до невозможности четкой: через четыре хода он потеряет ладью, а то и фигуру посильнее. Бет помедлила и все же сделала первый ход, ведущий к финалу.

Таунс заметил, что происходит, лишь два хода спустя. Он внезапно нахмурился и воскликнул:

– Боже мой, Хармон, я проворонил ладью!

Бет нравился его голос и пришлось по душе, как он это сказал. Таунс тряхнул головой – мол, какой же я растяпа, – и это ей тоже понравилось.

Участники турнира, уже завершившие партии, собрались около их стола; двое перешептывались, обсуждая маневр, который применила девочка.

Таунс продержался еще пять ходов, и Бет было искренне жаль его, когда он сдался, положил набок своего короля и пробормотал: «Ох черт!» Тем не менее он широко улыбнулся, поднявшись и протянув ей руку:

– Ты чертовски здорово играешь, Хармон! Сколько тебе лет?

– Тринадцать.

Таунс присвистнул.

– Где учишься?

– В Фэрфилдской средней школе.

– Ага, – сказал Таунс. – Я знаю, где это.

Он выглядел лучше кинозвезд.

Через час она познакомилась с Голдманом за доской номер три. Вошла в спортзал ровно в одиннадцать, и люди там вдруг прекратили разговоры – все стали смотреть на нее. Бет услышала чей-то шепот: «Тринадцать лет, охренеть!» – и вместе с ликованием, внезапно охватившим ее от этого шепота, в голову пришла мысль: «Я так могла бы и в восемь».

Голдман оказался суров, молчалив и неспешен. Этот невысокий коренастый человек был так же тяжеловесен и в шахматах: он командовал черными фигурами, как угрюмый генерал, поднаторевший в обороне. В течение первого часа все попытки Бет провести атаку натыкались на жесткий отпор. Каждая его фигура была надежно защищена – возникало впечатление, что в его распоряжении для этого в два раза больше пешек, чем полагается.

Всякий раз, когда приходилось долго ждать очередного хода Голдмана, Бет чувствовала, как нарастает беспокойство. В конце концов она не выдержала и, сделав ход слоном, вскочила и пошла в туалет. В низу живота появилась незнакомая резкая боль, голова кружилась от слабости. Бет ополоснула лицо холодной водой, вытерлась бумажным полотенцем, а когда уже собиралась уходить, вошла девушка, с которой она сыграла первую партию в этом турнире, – Аннетт Пекер.

Пекер, похоже, обрадовалась встрече.

– Ты вроде бы делаешь успехи, – сказала она.

– Пока да, – выдавила Бет, замерев от очередного приступа боли в животе.

– Я слышала, ты сейчас играешь с Голдманом.

– Да, – кивнула Бет. – Мне пора возвращаться.

– Конечно, иди. Надери ему задницу, ладно?

Бет неожиданно для себя улыбнулась:

– Окей.