— Не стану советовать. Рулите сами. Что мог, сделал. Что знал, передал. Кого сумел, спас. Кого не сумел…
Корабельщик махнул рукой, подошел к панораме:
— Шторм на горизонте. Впрочем, Бискайский залив бурями славится.
Сталин тоже подошел, поглядел на залегшую по небокраю черноту, на клубящиеся, вырастающие прямо на глазах тучи:
— Нам туда… Но зачем вы все-таки вмешались? Для чего?
— Как объяснял один хороший рассказчик, для себя это. Но и для вас тоже.
— Для нас? Мы мечтали, чтобы просто все были сыты. Чтобы каждая семья имела собственный дом. Не комнату или угол, а все-таки дом.
— Ну, такой-то коммунизм у нас к восьмидесятому году все же построили. Кушали простенько, но все вволю. Хлебом скот кормили. Да не зерном, буханками. Мудрым правлением партии, дешевле комбикорма выходило. Квартиры кривые и щелястые, но получали все. Совсем все. А главное, все ощущали алмазную, непобедимой твердости, уверенность. Уверенность, что дальше будет все лучше и лучше. Самый точный индикатор уверенности в будущем не слова в опросе, а когда человек детей заводить не боится. Когда знает, что хватит им и жилья, и работы не за копейки, и места для внуков. Так вот, рождаемость выше всего поднялась именно в конце семидесятых. У меня в классе вместо двадцати человек училось когда сорок два, когда сорок четыре. А в школе три смены. Не две даже, три. И классы до буквы «Е».
— Так о чем же вы мечтали, если столько всего имели? Что вы хотели построить?
Линкор выполнил первую за весь разговор эволюцию: плавный поворот к югу, и только тут, по взлетевшим крыльям пены, Сталин понял, насколько быстро прет по морю этот невообразимый корабль; может быть, и вовсе ненужный, только сбивший с толку, скомкавший естественное течение истории, поманивший несбывшейся надеждой.
Командир проклятого линкора переменил голос на четкий, лекторский:
— Все опять упирается в определение. Я возьму оксигеновское, из Квинта Лициния, нравится оно универсальным подходом. Слушайте:
«Коммунизм — это общество, в котором преодолены все формы отчуждения человека и созданы все условия для его самовыражения, свободного действия. Социализм — это общество, которое осознано и планомерно развивает себя в коммунизм».
— А Маркс определяет через отношение к собственности. Вам же известна теория классов?
— Разумеется. Но цель — маяк надолго. А отношения собственности, производственные, могут меняться. Вот, к примеру, как наши философы-идеалисты представляли себе рай, вот розовые мечты нашего века…
Со словами Корабельщика вспыхивали буквы на синем экране:
— … Изобилие труда еще недостаточно для бесплатности материальных благ, но уже приближается к таковому. Человеку, не особенно интересующемуся трудом, и не имеющему квалификации, достаточно поработать около десяти часов в неделю для обеспечения себе достойного прожиточного минимума. Где тут собственность и кто тут пролетарий, и как применить Маркса к этому?
Линкор вломился в заметной высоты вал, но не задержал хода ни на мгновение, только содрогнулся от удара в массу воды. Белые усы пены превратились в полосы, затем в крылья, на брызгах полыхнули отсветы многолапой молнии; Сталин почувствовал неправильность и ущипнул себя выше запястья. Уж не снится ли ему полутемная рубка, все равно как щель в горах, под нависающим козырьком?
— … Не уравниловка, которую многие не очень грамотные люди считают обязательной при социализме, а просто другая структура сверхбогатого слоя. Наверху не банкиры и строители финансовых пирамид, не выдуватели пузырей ничем не обеспеченных акций — а организаторы производства, изобретатели новых технологий. Эти безо всякой пропаганды не станут покупать мегаяхты и прочую канитель: им неинтересно. Лучше вложиться в производство и творчество. Вместо новой машины сверхмодной марки можно год спортивную школу содержать или хороший мультфильм нарисовать…
Небо в панорамном окне утратило последние оттенки синевы и света. Серая мгла, ливень. Сталин заметил, что самые густые полотнища дождя разбивались не на стекле, а на прозрачной плоскости силового поля, тем самым проявляя ее грани среди дождевой мути, отчего казалось, будто находишься в наконечнике летящего копья. Что же все-таки неправильно здесь?
— … Не любовь, тривиальная, «как стакан воды», и не оголтелый промискуитет. А просто любые отношения, удобные конкретным людям. При материальном изобилии, когда женщина не зависит намертво от кормильца, и при отсутствии религиозной промывки мозгов, регулировать контакты просто не требуется. Как было с церковью после революции: веруй или не веруй, только законы соблюдай. Рим так прожил больше тысячи лет, оставил нам почти все известные законы. С любовью так же: люби кого хочешь, не бойся общественного осуждения. Бойся своего партнера обидеть…
Валы уже поднимались выше носа, и докатывались до первой башни — там, внизу — и с ощутимым содроганием корпуса разлетались как бы взрывом снаряда. Ни звука моторов или турбин, или что там у него.
Вот! Звуков нет! Наверное, это все же сон!