Ход кротом

— Есть в архитектуре экзамен, «клаузура», сиречь «закрытая комната». Вижу, все знакомы? Вот-с, помещаем инженеров в некий, скажем, реквизированный монастырь, там стенки толстые, тишина. Садик монастырский, яблочки зреют, груши, сирень благоухает по весне, пчелки, знаете, этак жужжат умиротворяюще… Благолепие. Библиотеку только пополнить в нужном ключе, и выход закрыть на ключ же. Пока мотор или самолет не покажет проектные характеристики, домой не выпускать, а еду просовывать снаружи на вилах. Норма — пайка, план — закон, выполнение — честь, перевыполнение — двойная пайка… Это вы просто не пробовали, вот и кажется вам дикостью. Еще как начнете работать, лишь бы выпустили домой, к мягкой жене да теплым пирожкам… Ну, или наоборот.

Пока собрание приходило в себя, анархист сказал:

— Таков кнут. Система «шарашек», в моей стране называлось именно так, дает неплохие результаты в краткосрочной перспективе, но напрочь убивает всякое доверие к власти в перспективе долгосрочной. А доверие к власти я полагаю более важным капиталом. Отсюда следует пряник: в моем наркомате неволить не стану. Мне известно, что все вы обдумываете или уже собираетесь уезжать в ту же Америку, Швецию, Германию, Францию. Что же, вольному воля. Паспорта вам выдадут без малейшего промедления, а страна двинется по альтернативному пути. Наловим триста тысяч врагов народа, и вперед.

Инженер как стоял, так и сел. Остальные заворчали. Корабельщик снова наклонился над столом:

— Если вы полагаете, что я вам золотые горы пообещаю и реки, полные вина, то вы не угадали. Это все ждет вас в Америке или где там еще, и ждет в преизобилии. Правда, взамен придется вам себя израсходовать на ублажение толстосумов, на производство фарфоровых чаш-ретирадников с расслабляющей музыкой… Чтобы опорожнение клиента легче проистекало. Клиент, знаете ли, всегда прав. Рынок, знаете ли…

Не обращая внимания на недовольные лица, Корабельщик выплевывал фразы, словно гвозди вбивал:

— Как там у Гоголя казаки на площади новобранцев себе выкликали? «Кто хочет быть утопленным, пикою пробитым, конем затоптанным, посеченым саблею, за ребро на крюк повешенным — иди к нам!»

Анархист замолчал.

* * *

… И теперь посмотрел внимательно на левую сторону.

Ближайший — потомственный астроном, правнук основателя Пулковской обсерватории, а по женской линии потомок ученого Бернулли — да-да, формула Бернулли в гидравлике, вот какие предки. Потомка звать Струве, Отто Людвигович. Выпущен из Михайловского училища на Кавказский фронт прапорщиком легкой артиллерии. Дослужился до подпоручика. По Брест-Литовскому «похабному» миру демобилизовался. Доучивался дома, в Харькове. Тоже планировали оставить на кафедре, поверстать в профессуру. Глядишь, и основал бы харьковчанам обсерваторию в честь великого прадеда. Сам-то молод пока. Глубоко посаженные глаза смотрят резко, с фронтовой привычкой быстро делить мир на своих и врагов. Усы густые, небольшие, тоже создающие впечатление энергичности. Бороды нет. Худые, загорелые, сильные пальцы. Молчит, сдерживается с видимым усилием.

Рядом со Струве — Александр Александрович Боголепов. Историк церковного права и, внезапно, неплохой экономист. Серьезный мужчина, гладкий со всех сторон, даже костюм едва заметно лоснится. Взором погружен то ли в себя, то ли в глубины мировых проблем.

Экономист к экономисту, Александр к Александру: тут же и Билимович, брат математика Антона. Тоже сын врача, только уже военного. Немолодой, но выглядит крепко… Врочем, сейчас такие времена: хлипкие до приличных лет просто не доживают. Нечего Саше Билимовичу землю для Деникина мерить. У нас для него кресло наркомзема давно нагрето, просто угрюмый Александр Дмитриевич пока еще об этом зигзаге карьеры не подозревает… Эх, некогда мне их всех вербовать. Некогда играться по канонам разведки. Уже «испанка» на носу, уже на пороге зима… Следующий!

Следующий — Лебедев Александр Александрович. Высокий худой Дон-Кихот с грустным-грустным взглядом. Его вместе с братом привезли от самой Одессы лихие хлопцы Махно. Так вот просто вечером по кумполу бац! — и в мешок. А потом на зеленый фургон, а потом через остывающую степь, под звездами Чумацкого Шляха, под знобящей осенней луной… Конструктор авиадвигателей этим недоволен, только пока что не спешит выражать возмущение. Поглядел уже, как с интеллигенцией в иных местах обращаются. Понимает, что по теперешним временам здесь еще вполне прилично. Ничего, Александр Александрович. Уж на одного двигателиста цари русские золота накопили. А пальмовую ветвь за моторостроение мы тебе и сами подарим ничуть не хуже Французской Академии.