Ход Роджера Мургатройда

Пустоши выглядели даже еще менее приветливо, чем в тот момент, когда полковник вышел совершить свой моцион. Собственно говоря, выглядели они так, будто Бог взял гигантскую тряпку, провел ею до самого горизонта и попросту стер их с черной классной доски, хотя точнее – с белой. Снег теперь сыпал вовсю, и тишину, кроме подвываний слабеющего ветра, нарушало только суховатое поскрипывание под ногами. И ничто, пожалуй, не могло бы произвести менее рождественское впечатление, чем жуткая первозданность пустошей в эту вторую половину дня. Их белизна была белизной смерти, их бледность – ужасной бледностью трупа.

Даже фонарики, отбрасывая желтые ореолы под ноги идущих, озаряли лишь тот голый факт, что озарять им было нечего. Возникало ощущение, будто вот-вот в их лучах замигают вспугнутые глаза какой-нибудь свирепой твари – но нет. Ничего. Никакой твари видно нигде не было.

Как и… – эта мысль уже, без сомнения, мелькнула у всех членов поисковой партии, пусть никто не поторопился облечь ее в слова, – как не было видно и полковника. Заверения, какими Трабшо успокаивал Мэри Ффолкс, предположив, что почти наверное они встретят полковника, возвращающегося домой по подъездной дороге Ффолкс-Мэнора, всего лишь несколько минут спустя оказались безнадежно оптимистическими. Только под укрытием араукарии невооруженным глазом удавалось различить незапорошенные следы Роджера Ффолкса рядом со следами Тобермори, но это были единственные цепочки следов, и вели они только в одном направлении. От дома.

Нарушил молчание старший инспектор:

– Мерзнете, мисс Маунт?

Писательница облачилась в потрепанное, побитое молью пальто из твида, видавшее много лучших дней, толстый шерстяной шарф, обмотанный вокруг шеи несколько раз, и моряцкую треуголку, давно ставшую ее фирменным знаком в лондонском литературном мире. Этот autre[10] наряд, бесспорно, отражал натиск минусовой температуры, однако придавал ей пугающее сходство с теми полоумными старухами, которые торгуют спичками перед вокзалом Чаринг-Кросс. Она, впрочем, чхать на это хотела.

– Да ничуть, ничуточки! – возразила она приглушенным голосом, но все же достаточно громким, чтобы эхом разнестись над пустошами. – Я люблю холод.

– Вы ЛЮБИТЕ холод?

– Да, безусловно. И, пожалуйста, не одаряйте меня одним из этих ваших снисходительных взглядов, с которыми всем нам пришлось свыкнуться. Я знаю, я автор, а потому, с точки зрения человека вроде вас, эксцентричная чудачка. Но среди нас многие терпеть не могут солнце, терпеть не могут постоянно обливаться потом. Именно потом! Я называю это потом, поскольку это и есть пот.

Высказаться за вас, старший инспектор, я не могу, но я потею, а не покрываюсь испариной.

– Ну-ну-ну. Значит, недаром говорится, нет ничего страннее простолюдия.

Дон, одетый в енотовую куртку, вызвавшую небольшую сенсацию, когда он в первый раз переступил порог Ффолкс-Мэнора, недоуменно обернулся к инспектору:

– Чего-чего, сэр?

– А?

– Извините, до меня не дошло, что вы сейчас сказали.

– Что я сейчас сказал? А, да, разумеется. Ну, неудивительно, что до вас не дошло. Это стариннейшее присловье. Можете поставить свой последний доллар, что восходит оно к Чосеру, ну, как вроде бы и все старинные присловья. Даже неприличные. «Нет ничего страннее простолюдия» – это значит, что в мире нет ничего более странного, чем просто люди.

– Понятно. Ну, то, что мисс Маунт предпочитает холод жаре?

– Вот именно. Сам я люблю солнце. С женой – упокой Господь ее душу – я каждый август ездил в Торбей. Я прямо пропитываюсь им. А вы как?

– Ага, я тоже. Но, понимаете, я же из Калифорнии.

– Из Калифорнии? Неужели?

– Угу. Лос-Анджелес. Приятный городок. Полным-полно апельсиновых рощ и киностудий. Бывали там когда-нибудь?

– Дальше Дьеппа я нигде не бывал. Однодневная экскурсия. Так и не понял, что толку в таких затеях.

– Вы, мисс Маунт?

– Эвадна, милый. Пожалуйста, называйте меня Эвадной.

– Эвадна.

– Не так уж трудно, правда? – сказала она нежно. – Ну а теперь – что вам хотелось узнать?

– Лос-Анджелес. Вы его когда-нибудь посещали?

– Нет, ни разу. Хотя действие одного из моих «Ищи убийцу!» я поместила там. Напиталась этим местом, читая Дэшила Хэммета. Вы знакомы с его книгами? Не в моем вкусе, как вы можете догадаться, но свой материал он знает, этого у него не отнять.

Последовавшая пауза возникла вовсе не из-за нежелания Дона осведомиться о сюжете данного «Ищи убийцу!», но из-за его естественной уверенности, что précis[11] этого сюжета воспоследует независимо, попросит он об этом или нет.

Однако против обыкновения précis не воспоследовал, и в конце концов он сказал:

– Интересно бы послушать, о чем он. То есть ваш «Ищи убийцу!».

– Ну-у-у, не знаю, – сказала Эвадна Маунт, косясь на инспектора. – У меня сложилось четкое впечатление, что наш друг из Скотленд-Ярда считает, будто я чуточку самовозвеличиваюсь всякий раз, когда говорю о моих произведениях.

– Ну, пожалуйста, не обращайте на меня внимания, – сказал Трабшо, хлопая руками в перчатках и широко шагая по снегу. – Ведь раньше не обращали. К тому же это поможет скоротать время.