Ход Снежной королевы

Отец улыбнулся. Они разговаривали со мной, как с несмышленышем, словно я и впрямь не понимал, что мушкетеров уже нет, что они остались только в книжках. Я чувствовал, что родители не правы, но никак не мог сообразить, в чем же именно. Разумеется, они не лгали насчет мушкетеров, но все же, все же… Устав ломать себе над этим голову, я после обеда подошел к месье Леферу и рассказал ему о своем затруднении.

– Видишь ли, – рассудительно сказал мой учитель фехтования, набивая трубку, – когда взрослые спрашивают у ребенка, кем он хочет стать, они имеют в виду реальность, а ребенку кажется, что его спрашивают о его мечте. Поэтому тебе и твоим родителям никогда не понять друг друга.

Он разъяснил все как по писаному, и все же я немного надулся.

– Я не ребенок, – обиженно отозвался я.

Арман поглядел на меня и улыбнулся.

– Конечно, ребенок, раз так упорно отрицаешь это, – возразил он. – Только ты зря так. В детстве нет ничего плохого, уверяю тебя. Скорее наоборот.

Теперь он выражался точь-в-точь как мои родители, и мне сделалось скучно. Я ушел к себе и стал перечитывать «Двадцать лет спустя». По правде говоря, мне хотелось отправиться наружу – лепить снеговика вместе с остальными ребятами, – но мерзкая Клер наверняка наябедничала бы об этом маме, и у нее опять разыгралась бы мигрень. Да и папе тоже не нравится, когда я играю с детьми прислуги. «Они должны знать свое место», – любит повторять он. Правда, то же самое он говорит почти про всех, кроме своих самых близких друзей.

Ну вот. Сегодня был сочельник, и с утра в доме царило оживление, потому что к завтраку прибыли долгожданные гости. Я, конечно, их не ждал, но это просто так говорится. Впрочем, мне все равно было не до гостей, потому что я наконец нашел выход. Раз стать д’Артаньяном уже не получится и мушкетеры существуют только в книжках, решено: я буду писателем. Конечно, вряд ли я смогу сразу сочинить роман вроде «Трех мушкетеров», но я буду учиться. Пока я завел вот эту большую зеленую тетрадку, куда стану заносить все, что происходит вокруг. Свободного времени у меня предостаточно – сейчас каникулы, и большинство учителей разъехались по домам, а значит, я буду предоставлен сам себе. В замке остались только трое преподавателей – месье Лефер, потом месье Ланглуа, математик, и англичанин Кэмпбелл, но вряд ли они будут мне мешать. Главное, чтобы Клер не пронюхала о том, чем я занимаюсь, но об этом я уж сам позабочусь.

В большом зале внизу поставили елку, и за столом мать жаловалась, что слуги, которые занимались ею, наследили на дорогих коврах. Что бы ни произошло, она всегда найдет повод для недовольства. Луи Констан, помощник депутата с двойной фамилией, тотчас предложил ей уволить нерадивых слуг или вычесть стоимость ковров из их жалованья. Отчего-то мать обиделась еще больше и ответила, что им и жизни не хватит, чтобы оплатить испорченные ковры. Не знаю почему, мне их разговор не понравился, и, когда все поднялись из-за стола, я пошел искать Франсуазу, горничную. Франсуаза славная, хотя и немного забитая, потому что Клер помыкает ею как хочет. Я спросил у горничной насчет ковров, и она ответила, что было всего несколько пятен от тающего снега, который принесли на сапогах, но что она и другая служанка уже все убрали. И в самом деле, ковры выглядели как новенькие, а от елки чудесно пахло лесом. Я стащил с нее одну конфету – просто так – и вернулся в гостиную. Мать сидела на диване, и на лице у нее было мученическое выражение, которое означало, что опять произошло что-то неприятное. Отец стоял перед ней, а больше в комнате никого не было.

– Уверяю тебя, это самое разумное решение, – сказал отец.

– Зачем ты ее пригласил? – плаксиво спросила мать. – После того, как она столько лет вела себя, словно… – Она не договорила.

– Послушай, Анриетта, – уже раздраженно промолвил отец. – Дезире мне нужна. Ясно?

Мать, поджав губы, разглаживала ладонью несуществующую складку на юбке.

– Надеюсь, она не приедет, – наконец сказала она.

– Приедет, – отмахнулся отец. – Я уже получил от нее телеграмму с ответом.

– Ну конечно! – вскинулась мать. – Ты думаешь только о себе! А Люсьен? О нем ты хотя бы подумал? Какое влияние может иметь на него эта… эта особа?

Мне стало интересно, о ком они говорят, но тут отец повернул голову и заметил меня.

– Между прочим, подслушивать нехорошо! – сердито бросил он мне.

– Я не подслушивал, а просто стоял в дверях! – возмутился я. – Если бы я подслушивал, я бы стоял с другой стороны, воткнув нос в замочную скважину, как это делает Клер! И вообще, что происходит?

– Ничего, – уже спокойнее отозвался отец. – Я пригласил твою двоюродную тетку Дезире погостить у нас, только и всего.

– Я не хочу, чтобы она общалась с моим ребенком! – заявила мать.

– Можешь успокоиться, дети ее не интересуют, – язвительно (как мне показалось) ответил отец.

Мать вспыхнула и отвернулась.