На вид ему было не более сорока пяти, хотя по документам пятьдесят шесть. Это был высокий, смуглый, черноволосый мужчина с едва пробивающейся на висках сединой. Несмотря на вальяжную позу, в его черных глазах отражалась тревога, а с румяной шеи под байковую рубашку текли ручьи пота.
— Успокойтесь, Евгений Зиновьевич. Я всего лишь хочу вам задать несколько вопросов, — мягко произнес следователь.
— Ничего себе вопросов! — дернулся мужчина. — А отпечатки пальцев зачем снимали?
— Так положено. Кстати, откуда вам известно, что покойника именно вздернули? — сощурился Батурин.
Евгений Зиновьевич вытаращил глаза и замолчал. Несколько секунд он пребывал в замешательстве, после чего зрачки его беспокойно забегали.
— Я и не знал, что его вздернули, — пробормотал он растерянно. — Ей-богу, сказал первое, что пришло в голову. Не верите? Понимаю. В это трудно поверить. Но я невиновен! Что мне сделать, чтобы вы поверили?
— А откуда вы знаете, что его повесили?
— Мне Римма сказала на кладбище, — ответил мужчина. — А она узнала от вас. Не верите? Спросите у нее.
— А почему вы ушли с кладбища?
Мужчина тяжело вздохнул и уставился в пол. Помолчав минуту, он поднял жалобный взгляд на следователя и простонал плачущим голосом:
— Да не убивал я Натана. Поймите! Все равно бы он дал ей развод. Он трус. Ему достаточно было пригрозить. А убивать решительно излишне…
— Вы не ответили на вопрос, — жестко перебил Батурин. — Почему вы ушли с кладбища. Я наблюдал, как вы беседовали с Риммой Герасимовной. Она вас в чем-то обвиняла…
— В том же, в чем и вы! — Шумно засопел мужчина. — Она тоже думает, что я удавил этого придурка. А на кой черт он мне нужен?
— Почему она так думает?
— Потому что из-за этого козла — извините! — покойника мы восемь лет не можем воссоединиться с Риммой. Он к ней присосался как клещ: и сам не живет, и ей не дает. А два месяца назад, когда он расстался со своей очередной юнкоршей, заявил, что развода не даст. У нас был договор, что, как только его дочь выйдет замуж, так он в тот же день отпустит супругу ко мне. С детьми — ни за что, а без детей — пожалуйста! Встречайтесь сколько хотите и где хотите. Но вместе жить — хрен! Он якобы боялся, что его дочь изнасилует отчим. Дерьмо! Ничего он не боялся! Ну, мы ладно! Приняли эти условия. Но вдруг в мае заявляет — никакого развода! И предлагает Римме все начать сначала. Бросил пить, начал вовремя приходить с работы, ремонт затеял, дачу вспахал, всю сантехнику в доме починил. Но так уже было десять раз! А Римма, как дура, уши развесила…
— Ничего не понимаю, — затряс головой следователь. — Давайте по порядку, Евгений Зиновьевич. Когда и где вы познакомились с Риммой Герасимовной?
— Мы работаем с ней в одной конторе уже пятнадцать лет! — обиженно выпятил губы мужчина. — Из них десять лет любим друг друга до без памяти. Восемь лет назад мы решили расстаться со своими прежними семьями и соединиться. У нее было двое детей: мальчик двенадцати лет и девочка девяти. У меня только девочка тринадцати лет. Но с моей стороны никаких препятствий не было. Моя жена меня поняла и с богом отпустила. Я честно развелся, а Римме ее муж воспрепятствовал. И вот восемь лет мы живем как в аду. Я продолжаю жить в одной квартире со своей женой и дочерью, а Римма со своим литератором, который не дает развода, якобы из боязни за детей.
— А на самом деле?
— А на самом деле за ее спиной ему жилось очень даже неплохо. Римма хорошо зарабатывает, она прекрасная хозяйка, честная, если даст слово, то будет держать его до конца. Вот ее мерзавец этим и пользовался.
Глаза допрашиваемого зло блеснули, но тут же снова уныло угасли. Он сокрушенно вздохнул и пояснил:
— Мы думали, все! Нашим страданиям пришел конец. Сын ее женился, дочка весной закончила школу. В этом году она поступит в институт и переберется в общежитие. Сама, между прочим, изъявила желание жить в общежитии, чтобы не видеть ублюдка папеньку. А папенька всем нам заявляет, что никакой суд без его согласия не посмеет их развести. Тем более что он болен.
— Болен, вы сказали?
— Да. У него злокачественная опухоль. Как назло! Два года назад я снял квартиру и мы наконец сошлись. Не прожили и двух недель, как выяснилось, что у мужа рак печени. Она, как женщина долга, вернулась ухаживать за ним. А мне тоже ничего не оставалось, как с позором вернуться домой.
— И тогда вы решили расправиться с ним! — сочувственно произнес следователь.
Глаза допрашиваемого сверкнули обиженно.
— Что вы такое говорите! Я в жизни мухи не обидел.
— Почему же Римма Герасимовна думает, что убили вы? Ведь она вас знает. Вы с ней знакомы пятнадцать лет.
— Понимаете, — снова вспотел мужчина, — я иногда срывался. Ведь, сами подумайте, какие нужно иметь нервы, чтобы восемь лет болтаться вот так и зависеть от какого-то ничтожества. Конечно, я грозил его убить. Но это просто слова. Эмоции, выплеснутые в состоянии аффекта.
— Может, вы в состоянии аффекта его и повесили?