Ходи невредимым!

Воеводе пришелся по сердцу порывистый начальник пяти сотен стрельцов. Властно хлопнул в ладоши, приказал слуге подать две братины с вишневым медом. Запенились заздравные сосуды. Не успел Лев Дмитриевич прочесть надпись, вьющуюся вокруг братины: «Питие во утоление жажды человеком здравие сотворяет, безмерно же вельми повреждает», и прикоснуться к заманчивому напитку, как за белой завесой послышался конский топот, крики караульных, зычный голос Меркушки, чьи-то голоса, чужеземная речь.

Вбежал сотник, стараясь не бряцать саблей: – Прикажи принять, боярин… Из земли Иверской, от грузинцев гонец!..

Удивленно приподняв бровь, Хворостинин приказал подать другой кафтан.

Любопытствуя, Овчина-Телепень поспешил за дверь, встретить гонца.

В парчовом охабне с широкими на груди застежками, украшенными жемчугом и золотыми кисточками, боярин казался еще шире в плечах. Держась чинно, он усадил Омара и напряженно стал вглядываться в послание так полюбившегося ему в Москве свитского дворянина, грузина Дато.

В черной чохе, с шашкой в черных ножнах, с черным кинжалом на черном поясе, верный слуга княгини Хорешани принес с собой, казалось, тень того мрака, который окутал сейчас грузинскую землю. Сурово сомкнув губы, Омар устремил на воеводу взор, отражавший скорбь и притаившуюся досаду. Живя раньше в Терках, он полюбил русских за широту души, за грустные напевы и бесшабашную удаль. Не без труда в течение трех лет учился он изъясняться по-русски и легко привык к тульскому ружью, сменившему потемневший от времени лук в мохнатом чехле за плечом.

Приглашенный воеводой на беседу пятисотенный слушал перечень неслыханных надругательств.

Затем Омар зачитал по-татарски текст послания:

– "…Нечестивые персы, боярин, опустошили Картли-Кахетинское царство, вонзили когти в сердце страны – Тбилиси. Один лишь верный сын отечества – наш полководец Георгий Саакадзе – продолжает вести с ними неравный бой. Рассчитывал он на приход к нему грузин-горцев, отважных хевсуров. Но Хосро-мирза, вероотступник, раб шаха Аббаса, почуяв для себя смертельную опасность, стремительно, с помощью предателей-князей, успел проникнуть в ущелье Арагви, закрыл тысячами сарбазов все проходы в Хевсурети и оцепил горы смертельным кольцом. Георгий Саакадзе говорит: победа возможна, но путь к ней – путь в Хевсурети.

Больше воздуха необходимо нам прорваться в Хевсурети, освободить горные тропы. Тогда хевсуры хлынут лавиной вниз, сметут врага и соединят свою конницу с конницей Георгия Саакадзе. Но у персов, закрывших сейчас Хевсурети, огненный бой и намного превосходящая нас, грузин, сила. Одна отвага и один клинок против тысячи тысяч мушкетов бессильны!

Обращаюсь к тебе, боярин, с великой просьбой: снаряди и отпусти к нам для боя за Хевсурети стрельцов с огненным боем.

Спеши, боярин, с воинской помощью. Сегодня ты меня одолжишь мечом, завтра – я тебя. Волею судьбы наши земли стали сопредельны. Лишь снеговая гора разделяет нас. Быть может, недалек день, когда и гора раздвинется и соединит нас навек большая дорога. Тогда и слава дней наших останется славой, а позор – позором. Я не стращаю тебя, ты мне и в стольной Москве представился витязем, я призываю тебя на справедливое и святое дело. Выкажи ныне веру свою во Христа, храбрость, мужество и братскую любовь!

Руку приложил в Иверии, охваченной огнем,

верный тебе азнаур

Дато Кавтарадзе".