Ходи невредимым!

Оказалось, Хорешани ушла на прогулку. Тогда Арчил, Элизбар и Папуна принялись развлекать гонца разговором и угощать полуденной едой и прохладным вином… А Эрасти отправился в конюшню, вывел коня гонца и запрятал его в самый дальний сарай.

В комнате Саакадзе говорили вполголоса, хотя подслушивать «барсов» некому было. Осмотрев со всех сторон кальян, Саакадзе уже не сомневался: в кальяне послание Вардана. Иначе незачем было устраивать шутовство с дешевым фаянсом, закрытым куском глины и запечатанным горячим воском.

Дато, обнажив кинжал, принялся ковырять горлышко.

Задача оказалась нелегкой, глина не поддавалась. Тогда Дато сказал: «Если нельзя открыть, надо разбить», и силой рассек шашкой горлышко кальяна. Двумя пальцами Дато извлек свиток. Даутбек вдруг стал серьезным, поднялся, закрыл дверь на засов и сел возле Саакадзе, который, расправив свиток, стал читать, вникая в каждое слово.

Конечно, не приветствие всем сестрам отца, братьям матери, друзьям и родным, заполнившее начало послания, занимало Саакадзе. Даже сетование на невозможность приехать в Озургети на свадьбу любимой дочери двоюродного дяди не привлекло внимание «барсов»:

"…Хорошо, дорогой брат моей матери, ты догадался спросить, в каком товаре нуждается наш майдан. Все нужно. Майдан похож на высохший бурдюк. Особенно не забудь оружие. Пришли клинки, шашки получше отточи, – пусть враги почувствуют силу картлийской закалки… Спасибо беспокойному Саакадзе, некоторые купцы и амкары как на пожаре живут… тоже решили вооружиться. И если правда наш светлый царь Симон, да будет трон ему мягче бархата, решит всех призвать на борьбу с непокорным «барсом», сговорились амкары как один броситься из Тбилиси навстречу Саакадзе… Пусть только осмелится подойти близко к стенам нашего Тбилиси. Но, говорят, еще силен ослушник царя. Недаром Хосро-мирза больше не посылает, как раньше, малое войско, – урон большой от «дикого барса»… Верный человек сказал мне: из Кахети решил мирза вызвать на помощь Исмаил-хана… Но, верно, открыто боятся идти… А как иначе? Войско не мышь, под землей не пролезет… Да защитит нас святой Евстафий! Неужели никто не может избавить нас от хищного зверя, несущего царству смерть и разорение? Говорят, потому Исмаил-хан на помощь к нам не спешит, что засады боится, будто Саакадзе за каждым выступом от Кахети до Картли не только дружинников, но и бешеных собак в клетках держит… больше всего такого боятся, ибо от стрелы и шашки вылечиваются, а от бешеной собаки только смерть помогает… Еще такое знакомый человек рассказывал: будто Хосро-мирза и Иса-хан непременно живым хотят поймать «дикого барса», дабы с большой охоты вернуться к шах-ин-шаху с хорошим подарком… Только князь Андукапар не согласен: приняв магометанство, не хуже персидских палачей придумал расправу над врагом царя Симона… Все радуются: может, наконец настанет в Картли спокойствие… На этот раз не удастся Саакадзе избежать уготованного капкана. Кувшин золота обещан за его поимку… Многие хотят заработать и заслужить благодарность Метехи… Он об этом не догадывается, может попасться…

Если гонец, прискакавший из Лоре и, как приклеенный, уже три дня сидящий в Метехи, наконец уедет в воскресенье, с ним пришлю это послание… не пугайся его красно-желтой бороды… Сам очокочи для устрашения людей такое не придумал… Глаза тоже желтые… может, язык тоже желтый, ибо хвастлив, как торговец тархуном. Кто поверит, что коня его сам метехский кузнец подковал, ибо не только в Лоре должен как ветер лететь, но и к Саакадзе – письмо госпоже Хорешани передать… и заодно проведать, крепка ли крепость Саакадзе… В бане разговор был, кругом голые смеялись: теперь каждый ишак летать собирается; если так пойдет, орлы лягаться начнут… Хорошо – церковь склоняется на сторону Метехи. Вчера епископ Алавердский и митрополит Дионисий к князю Шадиману проследовали. Трудно понять отцов церкови, ибо из Имерети, – думаю, от царя Теймураза, – тайный гонец приполз в одежде нищего… ко мне тоже за подаянием зашел… Может, лгал, уверяя, что царь Теймураз скоро вернется в Кахети, изгонит персов и снова воцарится. Пусть что хотят делают, наше дело торговать. В конце некий Евстафий счел нужным выругать всех «барсов», пожелать поспеть на ужин к лорийским голодным собакам или угодить на шампур каджи, который со своей шайкой, как лазутчик, притаился в мцхетском лесу… или на ужин к сатане, который почему-то нарядил своих подданных в русийские платья и спутал у Жинвальского моста мысли минбаши. Хосро-мирза много ругался, пока минбаши не убедил его, что это наваждение шайтана… майдан тоже так думает… Пусть все черти друг с другом перегрызутся, и тогда он, Евстафий, непременно попадет в гости к дорогому брату его матери…"