Ходи невредимым!

– Сейчас нет, но когда станешь царем…

– Кахети?

– Нет, Картли. Не уступит тебе Кахети царь Теймураз, уже из Тушети готовится он к прыжку. А Картли без царя… Нехорошо, когда страна без головы.

– Как так, а разве на картлийском троне не сидит Симон Второй?!

– Не заметила.

От гранатовой аллеи до умолкшего фонтана прошли молча. Хосро обуревали разноречивые чувства. Кто же он?! Хосро-мирза или Хосро-царевич? И долго ли шах Аббас будет милостиво, но туманно обещать ему какой-то трон? Вот прекрасная голубка Грузии щедрее «льва Ирана»…

Уже возвращаясь к замку, Хосро спросил:

– О какой услуге должен, благородная княгиня, помнить, когда на моем челе засверкает корона Багратиони?

– О том, что ты царствуешь над грузинами.

– А разве сейчас не помню, что я грузин? Разве, сколько могу, не оберегаю Грузию? Почти не держу сарбазов в Тбилиси… правда, они не стесняются грабить деревни, в которых находятся, – но да будет мне свидетелем святой Антоний: чем-нибудь надо жертвовать, выполняя повеление грозного шах-ин-шаха… Скажи… только ли ты в своей благосклонности считаешь возможным мое воцарение?

– Нет, царевич, не одна я так мыслю… Но шах потребует от тебя подчинить Гурджистан Ирану.

– Когда знаешь глубину реки, никогда в ней не утонешь.

Несмотря на необузданную ярость Гульшари, пир прошел весело. Состязались в остроумии Шадиман, Иса-хан и Хосро-мирза. Почему-то им хотелось нравиться Хорешани, приятно и впопад отвечающей на шутки, газели и персидские изречения. Слушали «мгосани» – музыкантов, певцов.

Сначала было решено, что царь лишь на короткое время удостоит своим вниманием пир, ибо необходимо подчеркнуть незнатность гостей; легкое презрение царя поставит на место дочь Газнели, которая расхаживает по замку, словно по своей азнаурской сакле. Но, несмотря ни на какие знаки Гульшари, ни на почтительный шепот Андукапара, царь не уходил. Чем он хуже других? И обязан ли он в одиночестве скучать в своих покоях? Какой вред в том, что Хорешани азнаурка? Разве шах не веселится с хасегами? И потом – азнаурки тоже бывают разные… эта ему как раз нравится. И, совсем перестав обращать внимание на отчаянные знаки и красноречивые взоры Гульшари, царь, к удовольствию молодых придворных, которым надлежало его сопровождать, продолжал веселиться, время от времени искажая совсем невпопад изысканные строфы Шота Руставели или Низами…

Хосро-мирза приказал открыть в саду запасные фонтаны. И Метехский замок вдруг оживился – молодые князья расхаживали в новых куладжах, пожилые княгини прибавили украшений на руках. И царя осенила догадка: дышать свежим воздухом полезно! Величаво прогуливаясь по тропинкам, он исподтишка высматривал кого-то. Гульшари, из окна наблюдая за царственным братом, то била прислужницу по щеке, то глотала от злости сладости.

Еще одного владетеля ужасало внимание всех к Хорешани. Зураб становился все угрюмее: неужели сговариваются с Саакадзе?! Необходимо удвоить личную охрану. Хорошо, сегодня, неожиданно для Шадимана, переменил покои, уверяя любопытных, что всегда больше любил почивать в круглой башне… Там же, на площадках, разместил телохранителей и под предлогом охраны царя, полюбившего прогулки в саду, ввел в Метехи еще сто арагвинцев.

Шадиману нравилась тревога Зураба, и он тонко поддерживал ее, надеясь этим ускорить поход против Саакадзе.

Всю неделю Шадиман таинственно исчезал из Метехи, потом шептался с Хосро-мирзою и, совсем непредвиденно, за общей с царем едою многозначительно подчеркнул, что Иса-хан ждет его на важную беседу, и тут же напомнил, что Хорешани через день покидает Тбилиси и завтра пожалует в Метехи благодарить царя за оказанное ей гостеприимство.

Лицо Зураба стало походить на желтую айву; едва кончилась церемония еды, он быстро пошел за Шадиманом и резко спросил: уж не сговариваются ли, вопреки повелению шаха, князь и мирза с азнаурской сворой? Уклончиво и малопонятно Шадиман ответил, что против желания шах-ин-шаха ни один дорожащий своей головой не пойдет. Но нельзя подвергать страну опасности, и, пока султан не надумал двинуть свои орды на помощь Саакадзе, надо или разбить его, или сговориться.

Некоторое время Зураб что-то обдумывал, молчал, затем твердо заявил о необходимости спешно направить гонца в Кахети к Исмаил-хану с требованием уделить для разгрома Саакадзе пять тысяч сарбазов. Тогда он, Зураб, незамедлительно выступит. И пусть никто не зовет его князем Эристави, если к ногам шах-ин-шаха не падет голова Непобедимого!

Пристально поглядев на горящие по-волчьи глаза князя Арагвского, Шадиман подумал: «Вот этот – настоящий враг! Я перед ним певчий из собора Анчисхати». Выслушав предложение Зураба направить к Исмаил-хану гонцами двух арагвинцев, знающих потайные тропы, Хосро-мирза посоветовал раньше посовещаться с Иса-ханом.

К Иса-хану отправились все, даже Андукапар…

Быть может, разгоряченный Зураб не замедлил бы ринуться на Бенари, но одно событие охладило не только арагвского владетеля, но и Шадимана, Иса-хана и Хосро-мирзу…