Ходи осматриваясь

— Боже мой, никак не пойму. Я, право, никак не могу тебя понять. Я спрашивала в прошлый раз: чего ты добиваешься? Мне кажется, ты сам не знаешь. Или знаешь? Или действуешь по принципу: ищем Индию, найдем Америку. Зачем тебе дался этот банк? Какое, скажи, отношение может иметь твой Борис, заурядный издательский работник, к этим денежным мешкам? Считаешь, Тамара его посвятила в какие-то тайны? Тот, кто хоть мало-мальски знает ее, никогда не поверит, что она будет откровенничать с любовником. Чистейшая ерунда. Да, у этих — как их там — олигархов наверняка есть свой скелет в шкафу. Но тебе-то что до этого? Найди у нас хоть одну крупную фирму, где его не было бы, этого скелета. Или ты вознамерился выгрести все шкафы?

— Это моя работа, — встрял я.

— Да, конечно, работа… Но ты хоть понимаешь, что с этой глыбой тебе не справиться? Ладно уж — тумаки. Ведь и раздавить могут случайно. Или не знаешь, что у них все схвачено — все-все? Ну прижали какого-то там Жданова. Да на тебя еще сто таких Ждановых напустят. Знаешь ведь — лучше меня все знаешь! — а лезешь без оглядки. Да еще и других хочешь впутать. Теперь, видишь ли, Ингу решил пристегнуть. Ее-то зачем сюда примешивать?

— Она унеслась сразу после смерти Вайсмана.

— И что? О господи! — Она раздраженно вздыбила плечи. — Нас еще в школе учили: одно за другим не значит — вследствие. Я говорю тебе, что ты переворачиваешь все вверх тормашками. Девочка уже с год оформляла документы. Пойми же, ее отъезд ни с чем подозрительным не связан — никак.

— Может быть, — хмуро признал я. — И все-таки…

— Нет уж, я тебе тут не помощница. И с Ломовым тоже. Как ты себе это представляешь? Никаких отношений, и вдруг объявляюсь: «Здравствуй, Федор. Тебя сильно побили, дорогой?» Однако же и фантазия у тебя! Скажу тебе, ты и с ним попал пальцем в небо. С банком Ломов никак не может быть связан. И в лучшие времена Тамара его близко не подпускала к своей работе. А то, что он на тебя взъелся, так тут найдется миллион объяснений. Скорее всего, решил, что ты действуешь вкупе с бывшей супругой. Она ему много крови попортила. И до сих пор, по-моему, остались нерешенными какие-то имущественные проблемы. Наверняка вообразил, что готовится очередная пакость. Мужик он, согласна, очень задиристый — бузотер, одним словом. Но ничего больше.

— Не знаю, — вставил я, пока она переводила дух. — Все возможно. Но уж больно подозрительно.

— Конечно-конечно. У тебя все на подозрении. Ты ведь и меня, кажется, умудрился в чем-то таком заподозрить. Нет, избавь меня от участия в этом деле. Ты помешался на нем, а меня, пожалуйста, не впутывай. И мою подругу тоже оставь в покое. Я не хочу и не стану ни в чем тебе здесь помогать. И никак участвовать не хочу. — Последние слова она произнесла уже почти сердитым полушепотом. Подняла рюмку, отпила коньяку и после недолгой раздумчивой паузы вымолвила неопределенно: — И вообще… — потом запнулась и умолкла.

Это недоговоренное «вообще» вдруг отделилось от нас, стало пухнуть и раздуваться и зависло в тишине смутным предвестием чего-то тревожного. Я не знал, что и думать. Мне она всегда представлялась человеком немного флегматичным — во всяком случае, сдержанным и ровным в выражении эмоций. И вдруг эта непонятная порывистость, ничем как будто не обоснованная? Во что я ее впутывал?.. Разве я ее впутывал? Или это тонкая женская предусмотрительность, побуждающая бежать подальше от любых сомнительных ситуаций? Я посмотрел на нее и опять испытал трепетное волнение чувств. Положительно, она была умопомрачительно хороша — неприлично, непозволительно хороша! Только вот из глаз куда-то исчезли зеленые искорки. Наверное, она права, не стоило вовлекать ее в свои заботы. Я, похоже, действительно малость помешался — зазвать очаровательную женщину и бог весть чем заниматься и забивать прекрасную головку.

Примирительно положив руку на плечо, я притянул ее к себе. Она повернула ко мне загорелое лицо и кольнула безучастным взглядом. Потом дернулась и резко отстранилась, ненароком зацепив локтем и смахнув с софы сумочку. Я услужливо пригнулся. Среди вывалившихся разных разностей — пудреницы, пилки, розовой косметички и чего-то еще — у ног моих темнел пистолет. Я поднял его. Газовик — почти как мой, лишь чуть потяжелее и с какой-то непонятной нашлепкой на стволе. Она тотчас отобрала его, наклонилась, подхватила сумку и впихнула внутрь.

— Забавно, — усмехнулся я и тупо схохмил: — Вокруг меня сегодня так и сыпятся пистолеты. Как спелые яблоки на Ньютона. Зачем он тебе?

— Полагаешь, незачем? — хмуро спросила она.

Я кивнул. Сумасшедшее время — сумасшедшая атрибутика. Когда неизвестно, что и кто подстерегает тебя за углом, — ходи осматриваясь. А уж одинокой женщине, да еще такой соблазнительно красивой, впору запастись гранатометом. Я хохотнул в уме, представив ее с этим грозным оружием.