Ходячие библиотеки

Преступная книга, мимо чьего переплета я промахнулась буквально на несколько сантиметров, дернулась в сторону и шлепнулась с книжного шкафа, где почувствовала себя в ложной безопасности. Оказавшись на полу, она, не переворачиваясь, выпустила все свои восемь механических ножек и метнулась к двери. Я выстрелила второй раз.

Теперь пуля вошла в пол как раз перед ней. Книга остановилась. Я знала, что она снова попытается убежать, и обычно в такие моменты чуть ли не вся охота зависит от того, угадаешь ли ты, в какую сторону бросится твоя добыча.

Я выстрелила и угадала. Книга поняла, что я могу читать ее движения, и замерла на месте. Я сняла с плеча самоходную книжную клетку и, осторожно следя за тем, чтобы не подставиться под огонь красавчика по ту сторону стола, опустила ее на пол.

Та, вышагивая с громким для книжных ножек постукиванием, направилась к задержанной книге. Я чувствовала, как книга вся обратилась во внимание, выслушивая и вынюхивая малейшие изменения в комнате вокруг нас, что позволили бы ей обратить ситуацию в свою пользу. Книги-преступницы очень хитрые, и с ними отвлекаться нельзя, но и моя клетка свое дело знала.

– Я охотница за книгами, – бросила я через плечо наблюдавшему все это действо местному жителю, в добавок к прошлой логической проблеме никак не способного решить, во что тыкать дулом: в меня, в книгу или в клетку.

– Так охотница или книжница? – крикнул он в робкой надежде на выход из ситуации.

– Охотница за книгами.

– Зачем такое?

– А чтобы деньги твои не воровали! Не катьма я тебе, не шурши, – успокоила я его, выбравшись, сев на край стола и прикурив, не забывая держать в поле зрения присмиревшую книгу. – Ты тут сидишь, как дундук на печи, и не знаешь ничего, что в мире творится, а в мире ручки такие изобрели, что пишешь ими в одном месте, а чернила в другом появляются. Вот, – я кивнула в сторону арестантки, – в таких книгах. Бухгалтера и воры так и пишут, что и где они украли.

Мужчина искренне рассмеялся:

– Какой дурак станет писать, что и где он украл? Может, ещё карту рисовать, где закопал добро-то свое? Это, – он постучал рукоятью пистолета себе по лбу, – в котле своем держать надо!

– А если ты украл столько, что всего не упомнить? Ну-ка? Вот как народ в обжитых городах живет! Столько ворует, что сам уже путается! А аудиторам больших предприятий экземпляры эти ой как интересны! Платят за них хорошо! Ну а ты у нас, значит, кто? Бегун беглый?

– Да уж, мне теперь только и бегать, – рассмеялся хрипло мой невольный, во всех смыслах, собеседник и убрал пистолет, откатившись ближе к уставленному дешевым пойлом столу. Тот, к слову, тоже являлся библиотечным и тоже бронированным, как и все в старых библиотеках. – Кустарь я. Мастерю им по мелочи и продаю. На то и живу.

– Очень интересно. – Я поглубже села на стол, скрестила ноги и выпустила в его сторону дым. – А что сейчас читаешь?

– Что читаю?

– Ну, книгу какую читаешь, спрашиваю.

– Я дурак тебе, что ли, книги читать? У меня дел, по-твоему, нет? Книги ты знаешь кто читает? Я тебе скажу кто! Вот эти вот, кто столько ворует, что скоро рожа лопнет. Вот они, – начал он, растягивая слова, издевательски придавая им этим важности, – вечерами садятся и книги себе читают! А я – нормальный. Я честный механоид! Я мастерю своими руками реплики или спиливаю номера там, бляхи, стравливаю заводскую защиту и продаю все бегунам.

– …и это – честно?

– Я живу своим трудом! И не читаю я твоих этих книгек!

– А если там внутри тавки голые? – поинтересовалась я.

– Врешь! Как голые?

Я прищурилась и, сунув пальцы в рот, свистнула сюда Шустрика. Шустрик – это мелкий дирижабль с загрузкой на одну-две книги. У нас с ним алгоритм отработан давно, и он прекрасно знает, с чем к нам тащиться.

Я приняла с его подставки том «Каталога музея изящного искусства и масляной живописи Восходящей Луны-города» (все, кто видят это название, шутят про то, что Луна – это город, хотя с формальной точки зрения так оно и есть). Руки у меня сами, с первого раза нашли, какую страницу открывать, и я показала «Утреннее купание». Огромную, на весь разворот, репродукцию известной картины, демонстрирующую столько обнаженных женских тел, что при первом знакомстве она всегда производит внушительное впечатление.

Однако сейчас никакого возгласа не последовало. Вместо этого я услышала смущенную просьбу, прозвучавшую из инвалидной коляски:

– Ты это… мне ее ближе поднеси. Хочу подержать.

– Подержать – только после записи в библиотеку, – резко ответила я, бросив еще один взгляд на клетку. Она уже захватила только сейчас решившуюся на «все или ничего» бросок к свободе книгу. Я выдохнула. Из наших клеток не убежишь.

– Ну-у… – протянул уступивший подмывавшему его желанию посмотреть на обнаженную натуру бегуний мастер, – отвернись тогда ненадолго.