Матвей Палий закрыл дверь своей квартиры на ключ, спустился с четвертого этажа и вышел на улицу. Было еще рано идти к Марине. Его невеста работала менеджером в банке, что располагался неподалеку, на первом этаже жилого дома на углу Гоголевского бульвара и Пречистенки. Окнами банк выходил на площадь Пречистенские ворота и Храм Христа Спасителя. Было в этом что-то вызывающее, но в Москве ведь всегда так, это ведь столица, город контрастов. И мужской спа-салон, предлагающий населению не совсем легальные услуги интимного характера, мог соседствовать с часовенкой восемнадцатого века, где православный человек замаливал свои грехи.
Марина освобождалась в шесть, только через три часа, но Матвей не знал, чем себя занять. Читать не хотелось, смотреть телевизор тем более. К тому же в голове Матвея начала рождаться новая книга. Появилось ощущение художественного мира и смутные образы. Нужно было дать им созреть и проясниться, и потому Матвей решил эти три часа провести в метро.
Матвей пошел к станции Кропоткинской своим привычным маршрутом. Дорога на работу – как он обычно говорил. Иногда он и Марина ходили этой дорогой вместе. Вход на станцию Кропоткинская и банк, где работала Марина, располагались на площади Пречистенские ворота. Когда Матвей и Марина доходили до площади, они целовались, желали друг другу удачного дня, и Марина исчезала за стеклянной дверью банка, а Матвей переходил дорогу и спускался в метро. Сейчас Матвей собирался проехаться пару-тройку кругов по кольцевой ветке, чтобы обдумать новый роман, а потом зайти за Мариной.
Он прошел три дома, когда увидел во дворе толпу. Человек тридцать стояло на газоне и проезжей части. На дороге возле людей стояли три полицейские машины и две машины скорой помощи.
Матвей, наверно, прошел бы мимо, новая книга тянула к себе, но в толпе оказался его знакомый. Это был Ванька с соседнего подъезда, их балконы соприкасались, и иногда они болтали, если случалось выйти на балкон одновременно. Они были в приятельских отношениях. Ваньке было столько же лет, как и Матвею – двадцать восемь, и он был инвалид, какие-то врожденные проблемы с сердцем. Это было заметно сразу, так как Ванькина кожа всегда была белой как мел, а движения немного заторможенными. При этом Ванька отличался жизнерадостным характером и неугасаемым чувством юмора.
– Матвей, привет! – Ванька, возбужденный, увидел его и, покинув свое место в толпе, пошел навстречу Матвею.
– Привет, – они пожали руки.
– Хочешь знать по какому случаю сбор?
– Рассказывай.
– Пошел я значит в магазин за хлебушком, а тут такое! – начал Ванька. – Мужик этот, из Больших Оригиналов который, помнишь, я о нем рассказывал? Ну вот. Иду значит за хлебушком, этот мужик свою собачку выгуливает. Всегда за ним весело наблюдать, здоровенный, накаченный, лысый, а собачка с кулак, маленькая, даже на пуделя не тянет. Гуляет значит этот Большой Оригинал свою собачку, сам как обычно серьезный. И вдруг. Отпускает поводок. Подходит к дереву и начинает биться головой о ствол! Ты представляешь?! Собачка бегает вокруг, заливается лаем, а мужик знай себе долбится как дятел в березу. Уже и лоб весь в кровь разбил и все равно продолжает. Бум! Бум! Бум! Бум! Охренеть, да?
Матвей кивнул. Он осматривал толпу, но мужика этого видно не было.