— Признаю, это не то слово, которое я слишком часто использовал в последние дни, — говорит Стивенс, поворачиваясь к шкафу из нержавейки, рядом со световой панелью. Он высокий, подстриженный, искусно ухоженный человек, в возрасте близком к пятидесяти, с дизайнерскими очками в стальной оправе, низко сидящими на переносице. Он носит больничных халат поверх мятой оксфордской рубашки. Своего рода утомлённый, профессорский интеллект сквозит в его глазах.
— А хрипы? — спрашивает Брайан.
Доктор выуживает из полки пластиковые пузырьки.
— Плеврит на ранней стадии из-за повреждения ребер, — бормочет он, отыскивая нужное лекарство. — Я рекомендовал бы вам кашлять как можно больше… это будет больно, но зато будет препятствовать отеку легких.
— А мои глаза? — в последние несколько дней у Брайана усилилась острая боль в левом глазу, излучаемая его сломанной челюстью. Каждый раз, смотрясь в зеркало, он видит, что его глаз становится всё более красным.
— По мне — выглядит хорошо, — говорит доктор, вытаскивая с полки бутылочку с пилюлями. В вашей нижней челюсти с одной стороны есть мерзкий синяк, но он должен зажить вовремя. Я собираюсь дать вам Напроксен от боли.
Стивенс передает пузырёк, после чего стоит, скрестив руки на груди.
Брайан невольно тянется к своему бумажнику. — Я не уверен, есть ли у меня…
— Здесь не платят за оказанные услуги, — произносит доктор с поднятой бровью, несколько смущенный инстинктивным жестом Брайана. — Здесь нет штата, нет никакой инфраструктуры, нет календарного контроля, и если на то пошло, нет приличной чашки кофе эспрессо или бестолковой ежедневной газеты.
— О… верно. — Брайан кладет пилюли в карман. — А что с бедром?
— Ушиблено, но целое, — говорит он, выключая световую панель и закрывая дверь.
— Я бы не волновался об этом. Вы может надеть рубашку.
— Хорошо… спасибо.
— Вы не болтун, да?
Доктор моет руки в раковине у стены и вытирает о грязное полотенце.
— Думаю, нет.
— Вероятно, так лучше, — говорит доктор, складывая полотенце и бросая его в раковину. — Возможно, вы даже не пожелаете назвать мне свое имя.
— Ну…
— Все нормально. Забудьте. В отчетах я запишу вас как Цыгана со сломанными рёбрами. Вы не хотите рассказать мне, как это произошло?
Брайан пожимает плечами, надевая рубашку.
— Упал.
— Отбивали атаку образчика?
Брайан смотрит на него. — Образчика?
— Простите… клиническое название. Кусаки, зомби, гнойные мешки, независимо от того, как они называются. Так как вы были ранены?
— Ну… что-то типа этого.
— Вы хотите профессиональное мнение? Прогноз?
— Конечно.
— Валите отсюда к чертям, пока еще можете.
— Почему это?
— Теория хаоса.
— Простите?
— Энтропия… империя пала, звезды меркнут… ледяные кубики в вашем бокале тают.
— Простите, я не совсем понимаю.
Доктор подтолкнул кверху свои очки на носу.
— На промежуточном уровне этого здания есть крематорий… сегодня мы сожгли ещё двух мужчин, один из них был отцом двух детей. Вчера утром они были атакованы с северной стороны. Они воскресли прошлой ночью. Больше Кусачих проходит через… дыры в баррикаде. Теория хаоса состоит в невозможности закрытой системы остаться устойчивой. Этот город обречён. Никто не управляет… Гэвин и его дружки отчаянные бандиты… и вы, мой друг, просто следующий кусок мяса.
Долгое время Брайн молчит и просто смотрит в сторону доктора.
Наконец, Брайан отталкивается от стола и протягивает ему руку.
— Я не забуду этого.
Той ночью, одурманенный лекарствами, Брайан Блейк слышит стук в дверь своей спальни. Прежде чем он успевает встать и включить свет, дверь с щелчком открывает и в нее заглядывает Ник.
— Брайан, ты не спишь?
— Как всегда, — ворчит Брайан, вылезая из-под одеяла и садясь в кровати. От энергии генератора в квартире работают только несколько сетевых розеток. Комната Брайана обесточена. Он включает фонарь на батарейках и видит, как Ник заходит в комнату, полностью одетый, с тревожным выражением лица.
— Ты должен кое-что увидеть, — произносит Ник, подходит к окну, всматриваясь через жалюзи. — Я видел его прошлой ночью… всё то же самое.
Бесшумной походкой, Брайан присоединяется к Нику у окна.
— На что ты смотришь?
Сквозь жалюзи, в темноте пустыря, из-за далеко стоящих деревьев появляется силуэт Филипа. В темноте он выглядит тощим как палка. С тех пор, как умерла Пенни, он сильно похудел, не высыпаясь и живя впроголодь. Он смотрится невероятно худым и разбитым, словно его выцветшие джинсы — единственная вещь, которая скрепляет его долговязые конечности. Он несёт ведро и шагает странной деревянной походкой, словно лунатик или робот.
— Что там в ведре? — почти риторически, шёпотом спрашивает Брайан.
— То-то и оно! — Ник нервно царапает себя. — Он и прошлой ночью его нёс.
— Просто не бери в голову, Ник. Стой здесь. — Брайан выключил фонарь. — Давай просто посмотрим, что произойдет.
Немного спустя звук открывающейся входной двери оглашает тёмную квартиру. Слышны шаркающие шаги Филипа, пересекающие гостиную и направляющие к холлу.