Когда ты прав с этим сложно спорить. Каждый день я отправлялся на знакомство с новым Хейвеном, в котором оказался. Мои навыки частного детектива пригодились. Люди подобные мне существовали, но пришлось поискать, чтобы их обнаружить. Наш «талант» — это не то, о чем мы любим кричать. Те, кто болтают, попадают в больницу или еще хуже. Но вот забавная вещь. Те, кто громко заявляет о своих сверхъестественных способностях, свободны и легко обнаруживаются во всех самых странных уголках Интернета.
Шарлатаны, как я их называю. Кому бы, черт возьми, говорить, да?
Я разыскал людей вроде Гарри и Мэв — хороших людей, которые знали правду и не дали мне сойти с ума, — и такие места, как бар «Стикс», где я мог научиться. Они помогли мне увидеть Ад таким, какой он есть, и найти свое место в нем.
Спасибо всем счастливым звездам, что мне это удалось. Ад — опасное место для такого любопытного типа, как я.
Забавно. На тихоокеанский северо-западе проживает самое большое количество атеистов в США. Раньше я был «агрессивным неверующим» — должен поблагодарить свою маму за то, что она приклеила мне этот ярлык.
Теперь можно сказать, что я фанатик. Загробная жизнь существует. Рай находится там, наверху, и ждет некоторых из нас, когда мы умрем. Дело в том, что ад не находится под нашими ногами. Может быть, там девять кругов, как писал Данте, но я знаю точно: Ад — это Земля.
Я вижу их везде, куда бы ни пошел. Призраки, демоны и все остальное, о чем я читал в Библии или сказках. Некоторые знают, что они здесь, и могут влиять на живых. Другие не могут или просто не хотят.
Разве это не мифы и легенды из книг, спросите вы? Нет, они настоящие. Все. Включая снежного человека. Хотя вживую его ноги не выглядят такими большими.
Вздохнув, я потираю узлы шрамов под рубашкой и отворачиваюсь от единственного гостя на праздновании моей годовщины, возвращаясь к окну и улицам Хейвена внизу. Тучи разошлись, и дождь обрушивается на землю.
Призраки не возражают.
Слушайте, я из Орегона. Музыка гранж у меня в крови, и мне нравится вспоминать свои подростковые годы. В конце концов, во мне осталось немного стереотипов. Разве не у всех так?
На улице темнеет. Дождь кружится в воздухе, гонимый то в одну, то в другую сторону осенним ветром. Внизу, на тротуаре, мой взгляд натыкается на женщину в черной маске с надвинутым капюшоном. Она останавливается и смотрит на мое окно, прежде чем скрыться в подъезде. Я снова наполняю рот виски.
Подайте на меня в суд, но сегодня пятница.
Я продолжал работать в качестве частного детектива. Почему бы и нет? Что еще мне делать? У меня куча счетов, которые нужно оплачивать, как и у любой другой живой души, хотя в последнее время мои дела больше связаны с паранормальными явлениями. Вы можете задаться вопросом, почему я все еще здесь, теперь, когда знаю правду. Почему бы не покончить с этим, не исчезнуть через большие, старые жемчужные ворота наверху?
Так и есть — я хочу подняться наверх, когда умру. Но я не могу убить себя. Я слишком много видел, чтобы понять, что священники и фанатики правы насчет самоубийства. Поэтому я помогаю людям, поддерживаю свою репутацию и пытаюсь найти ответ на величайшие вопросы: Почему человечество оказалось в Аду? Так было всегда? Или мы сделали что-то, чтобы заслужить свою судьбу?
Пока у меня нет никаких ответов.
Шаги за дверью моего кабинета говорят о том, что женщина с улицы вот-вот войдет. Она колеблется. Они всегда так делают. Я выключаю «Нирвану», готовый полностью уделить внимание моему новому клиенту.
Бросаю взгляд на Дарси. Не думаю, что она поклонница гранжа. Она никогда не жаловалась, но, клянусь, ее плечи немного опускаются, когда я слушаю эту музыку. Каждый раз, когда кто-то входит в мой кабинет, невольно задумываюсь, смогут ли они тоже ее увидеть.
Дверь распахивается, и входит она. Высокая, худая, одетая в дорогое пальто, капюшон которого, несмотря на дождь, все еще надвинут. Он закрывает ее волосы и большую часть лица. Глаза, сверкающие, как полированная бронза, смотрят на меня над маской.
На ней длинные перчатки, как будто сейчас разгар пандемии. Она останавливается рядом с призраком в углу, и на секунду я задерживаю дыхание.
— Ник Холлеран? — уточнила она, из-за маски голос звучит приглушенно.
— Вы же в курсе, что вспышек уже давно не случалось? — говорю я, указывая на кресло напротив моего стола. — Не волнуйтесь, сиденье находится на расстоянии не менее двух метров, и я протираю его между клиентами. Старые привычки умирают с трудом, да?
Ее глаза сужаются от моего замечания, но она все равно садится. Уставившись на меня, она снимает перчатки. Кожа под ними загрубевшая и поврежденная, как будто кислота содрала плоть с ее рук. Затем она снимает маску, и хотя я наполовину ожидаю того, что увижу, мое сердце замирает.