Ученый прикрыл сочившиеся сукровицей веки и замер. Прошло полчаса. Затем ещё час. Мумия все также стояла и не двигалась. Лишь похожие на черных червей мышцы шевелились.
После долгих восьми часов неподвижности Зерайль открыл глаза. Они горели воистину дьявольским огнём и лучились довольством.
— Вот это да! Мне попался зародыш вместилища бога! — как обычно вслух произнёс служитель науки, — С таким материалом я не только прикончу «мышиную королеву», захвачу лампур и уничтожу ничтожные остатки проекта Хашина! Я порабощу весь этот умирающий мир. А быть может и не один. Но пока источник силы отрока следует запечатать.
В состоянии крайнего волнения и небывалого душевного подъема учёный закинул добычу на плечо и поволок в лабораторию. Крицам он столь ценную ношу не доверил. По пути Зерайль отрыгивал клубы зеленого пара, и неприглядная на вид взвесь проникала в плоть несомого им человека.
Глава 40. Метаморфозы
Тусклый кристалл неярко мерцал в кромешной тьме. Выделяемого света едва хватало, чтобы рассмотреть прикованного к металлическому столу человека и суетившегося возле него существа.
Обстановка комнаты напоминала свалку. Когда-то белая штукатурка покрылась копотью и грязью. На полу валялись обломки давным-давно вышедшего из строя оборудования. Кучи непонятного хлама лежали по углам. Повсюду чувствовался запах сырости и гнили.
Впрочем, такое состояние рассчитанных на вековое пользование предметов военной лаборатории не было удивительным. Зерайль совсем не следил за их сохранностью. В условиях изменившегося мира техника пришла в негодность. Вот гомункул и раскурочивал приборы. Он доставал драгоценные металлы и иные полезные детали для изобретений.
Его научные изыскания помогали в работе. В частности лежавшего на топчане парня окутывала уйма похожих на паутину нитей, которые производил стоявший в углу гриб- переросток со шляпкой из сплава металлов. Смесь живых тканей и механизмов причудливо сочеталась в растении. Оно оказывало на пациента дурманивший и обезболивавший эффекты.
Кроме того, по многострадальному пареньку бегали пластиковые, величиной с кулак, жуки. Они поедали участки кожи, изрыгали кусочки слизи и ставили множество заплаток. Казалось, техногенные насекомые хотели полностью заменить все наружные покровы отрока.
Отвратительного вида мумия также не дремала. Скальпелем она делала новые и новые надрезы и засовывала туда разнообразные материалы. Их гомункул доставал прямо из своего брюха. Различные засушенные растения, засохшие органы, пульсировавшие клубни и прочая дрянь биологического и не только происхождения планомерно размещалась внутри подопытного.
Операция длилась уже вторые сутки. Любой живой хирург не вынес бы непрерывного течения затянувшегося, кропотливого процесса. Но Зерайль не ведал усталости. Временами он на ходу сжирал одну- две молодые крицы, чем и восстанавливал силы.
Всему приходит конец. Подходило к завершению и задуманное гомункулом преобразование. Громадная, ручная крица передала в руки мумии чёрный минерал размером с пол кулака.
— Финальный штрих — и ты от меня уже никуда не денешься. Жаль, что считать память до конца невозможно. Ну и ладно! — по привычке вслух пробормотал ученый и вложил кристалл во вспоротый живот пациента. После чего небрежно стянул края раны грубыми стежками.
Лежавший до того смирно юноша выгнулся дугой. Его сотрясали конвульсии. Сквозь ставшую прозрачной плоть загорелись мириады разноцветных огоньков. Все то, что напихал в него «доктор», вступило в реакцию с камнем.
Волокна гриба пеленали мальчишку с непостижимой скоростью. За пару минут подопытный превратился в покрытый белесыми нитями кокон. Столь необычный саркофаг светился, как сломавшийся светофор, но постепенно пламя затухало. Бегавших по телу жуков раздавило. Если бы вскрыть паутину, можно было бы лицезреть, что плоть юнца покрылась зеленой жижей.
— Ну, вот и все! — устало просипел все же притомившийся Зерайль, развернулся и покинул операционную.
Бывшее светило науки хотело поскорей плюхнуться в персональный био-бассейн. Сил гомункул потратил немало, зато привязал нового раба самым надёжным, известным ему, способом.
*****
Слай очнулся от удушья и дикой, раздирающей боли. Каждая клеточка агонизировала. Сколько он так провалялся, неизвестно. Сознание то возвращалось, то вновь убегало во тьму.
Припегал молчал. Органы чувств не работали. Осязание, обоняние, зрение и слух покинули его. Подобное бессилие сводило с ума. Парень даже радовался приступам беспамятства.
Но вот, при очередном пробуждении, Слай почувствовал себя лучше. Дрожавшими от слабости пальцами отрок ослабил разлезшийся саван, в который его завернули, и жадно вдохнул воздух. Тот показался очень вкусным. Всего от нескольких движений юноша утомился, потому расслабился, собираясь с силами.