Ходок - 9

Денис рванулся к "отцам командирам", страстно желая сначала разодрать в клочья начсостав, причем желательно медленно и вдумчиво, чтобы они напоследок осознали, что в жизни можно делать, а чего категорически нельзя, а затем взяться за их мохнорылых подчиненных — все без исключения копейщики, встреченные им в процессе "общения" являлись обладателями бород и усов — то ли мода у них была такая, то ли бриться лень, то ли нечем. Однако, мечты — мечтами, а от лимита времени никуда не уйдешь. Вдумчиво разобраться с верхушкой "охотников на ходоков" времени не было. Ну что ж… за неимением гербовой пришлось писать на простой.

00:27.

Удар в горло одному из "лейтенантов", затем разворот с одновременным извлечением "Черных когтей" — режим секретности больше не действует, таиться незачем — можно работать привычными инструментами, а не голыми руками, в голове хриплый голос мэтра: "Ты бей штыком, а лучше бей рукой. Оно надежней, да оно и тише".

"А все-таки, лучше штыком" — думает Денис, завершая маневр. Но бить "штыком" в пределах достигаемости уже некого — второй "лейтенант" и "капитан" медленно оседают на траву — Шэф успел быстрее.

00:30.

Остальные копейщики, только теперь хоть как-то начинают реагировать на "просеку" проложенную в их каре — уж больно быстро все произошло. Большинство лишь поворачивает головы, лишь некоторые пытаются поднять пики и развернуться в сторону потенциальной опасности, исходящей со стороны "пролома" в их, прежде монолитных рядах. Ситуация — лучше не придумаешь — не надо напрягаться, пробивая "когтями" бармицы, а можно бить в открытые шеи — пустячок, а приятно. Хотя, в таком "разгоряченном" состоянии, в котором находился старший помощник, пробить бармицу для него никакого труда не составляло, что и подтвердил дальнейший ход событий — не все успели повернуться, но смертельный укол в шею получили все. Единственное затруднение — идти пришлось, в буквальном смысле, по трупам — ноги скользят, но, кто обещал, что будет легко.

00:35.

С очередной четверкой покончено. Двигаясь в направлении от двери, Денис вновь оказался перед стеною копий, точнее говоря — перед обломком стены — уж больно мало целых "кирпичей" в ней осталось — большинство разбиты и валяются на земле. Во время первого прохода сквозь строй копейщиков, когда он рвался к двери, чтобы уйти поскорее на Тетрарх и добраться наконец до настоящих магов-целителей, которые избавят от постоянных страданий, старший помощник никаких эмоций, по отношению к солдатам, не испытывал — просто выполнял свою работу, теперь же, двигаясь от двери, он прямо купался в злой радости, жаля бородачей в открытые шеи.

"Пришли ходоков ловить, суки! — с ненавистью думал он, смещаясь влево на два шага, чтобы приступить к "обработке" следующих двух колонн. — Так чего же не ловите, падлы?! Руки коротки!? — Он нанес привычные уколы с двух рук. — Минус два, — удовлетворенно констатировал старший помощник. — Держитесь гады!"

И только он собрался отправить очередную пару копейщиков на свидание с большинством, как в наушниках прозвучал голос командора:

— Прекращай.

— Почему!?! — одновременно с воплем, Денис успел подправить траекторию движения "Черных когтей" и те не вонзились туда, куда было нужно — в кадыки, а прошли над плечами счастливчиков. От гибели их отделили сотые доли секунды и безусловный рефлекс старшего помощника на подчинение приказам главкома.

— Надо.

Как только избиение младенцев прекратилось, с Денисом произошло то, что происходит с воздушным шариком, когда из него выпускают воздух — он сдулся. Снова, с прежней силой, навалились, боль, слабость, тошнота, и старший помощник, по примеру своих врагов, медленно осел на траву.

Глава 4

Прийти в себя Дениса заставил солнечный лучик, неторопливо переползший со щеки на глаза. До этого момента старшему помощнику снилось что-то хорошее, рождающее мягкое тепло в груди и тающую улыбку на устах. По послевкусию сон напоминал старые советские мультики, где даже плохие: волк, баба-яга и прочий отрицательный контингент, были только номинально плохими, а в душе — хорошими. Правда, к сожалению, во сне не было ни малейшей примеси эротики, не говоря уже о порнографии, так что отнести сон, однозначно, к разряду отличных не получалось. Видимо поэтому, а может и по какой иной причине, вспомнить, что именно снилось не получилось. Воспоминания о сновидении растаяли, как утренний туман.

Открывать глаза Денис не спешил — боялся. Боялся выйти из пойманного, но наверняка очень хрупкого состояния, когда ничего не болит, не тянет метнуть харч, и вообще, жизнь ощущается прекрасной и удивительной. Боялся, что одно неверное движение и… нет-нет, не "вы отец", как говаривал Жванецкий, а все вернется на свои места: боль во всем теле, тошнота и прочие "прелести". Амнезией старший помощник не страдал и прекрасно помнил, чем закончилась эпопея на поляне — Шэф приказал закончить геноцид, после чего он вырубился окончательно и бесповоротно.