Ходок IV (СИ)

– Режим норма, – пояснил главком и продолжил: – Дэн, как ты думаешь, за что я люблю раннее средневековье? – Оторванный от возвышенных, во всех смыслах этого слова, размышлений и наблюдений, Денис счел вопрос риторическим, рта открывать не стал – промолчал, и как выяснилось в дальнейшем, правильно сделал, потому что мудрый руководитель сам и ответил на свой же заковыристый вопрос: – Да за то, что у них не разработан «Устав противодиверсионной службы по борьбе с боевыми пловцами противника» и еще много чего не разработано… Они прям, как дети – но детишки эти, как ты сам успел убедиться, с большими мохнатыми яйцами и разнообразным колюще-режущим инструментом в грязных, вонючих и, что самое неприятное, умелых и мускулистых руках – так что, не расслабляйся! Работаем!

А Денису и в голову не приходило расслабляться – дорасслаблялся во Дворце Пчелы… – хватит! Да и детьми солдат и моряков с «Эскортера» он не считал, и вообще время сомнений и размышлений прошло и настало время убивать или умирать (в крайнем случае). Шэф коротко повторил базовые пункты инструкции и компаньоны ловко, как две большие черные обезьяны, невидимые в темноте тропической ночи, буквально взлетели по канату на объятый тревогой, обреченный корабль.

Первым, кому не повезло, оказался молоденький солдат, или матрос, может и юнга, кто его разберет, о юном возрасте которого свидетельствовало отсутствие приличной бороды и усов и наличие вместо них жиденькой поросли на щеках. Скорее всего, он возвращался из гальюна для младших чинов, расположенного на носовом свесе. Когда в тусклом свете звезд он углядел две черные фигуры, без лиц, более черных, чем ночь, его, судя по всему, обуял дикий страх. Несомненно, свою долю внес как сигнал тревоги, поданный с берега, так и боевая задача по ловле демонов, о которой наверняка весь экипаж был прекрасно осведомлен. Поэтому он ни на секунду не усомнился в том, КОГО встретил на борту!

Глаза у парня расширились на пол-лица, принявшего совершенно противоестественный белый цвет, будто его присыпали мукой, рот начал мучительно медленно открываться, чтобы через вопль избавиться от накатившего нестерпимого ужаса, но вся эта беззвучная пантомима была мгновенно оборвана боевым ножом Шэфа. Он сделал движение быстрое и короткое, как росчерк крыла ласточки и на горле матросика открылся еще один красный рот, через который на компаньонов обрушился не вопль ужаса, а фонтан крови, которая, к счастью для Дениса, скатилась со шкиры не оставляя никаких следов. Несмотря на кое-какую привычку к кровопусканию, устраиваемую ближнему своему, Денис внутренне передернулся – уж больно молод был убитый мальчишка и как-то безобиден, что ли…

«У нас с Шэфом руки по локоть в крови, как у проклятой израильской военщины» – пришло ему в голову яркое сравнение, всплывшее из глубин подсознания – во всяком случае в сознательном возрасте он ничего такого из СМИ уже не слыхал – значит, это осело в темных глубинах его памяти еще в нежно-бессознательном периоде жизни.

Эмоционально Денису претило хладнокровнее убийство человека, который ничего плохого ему не сделал, и просто оказался в ненужное время в ненужном месте, но в то же время он прекрасно понимал всю безальтернативность данного действия. Если отбросить сопли и эмоции, то любое человеческое существо на борту галеона, начиная от безусого юнги, день и ночь грезящего о прекрасной танцовщице – приме-балерине Театра Моря, но волей неумолимой судьбы обреченного на любовь портовых шлюх, с их доступной таксой, и заканчивая хмурым ветераном абордажной команды, покрытым шрамами, как глобус координатной сеткой – все они имели категорический приказ доставить Шэфа с Денисом в зловонные подвалы с «Чашей Истины», живыми или мертвыми, и все они были врагами, подлежащими безусловному уничтожению.

Честно говоря, Денис удивился самому себе – ведь он своими руками отправил на тот свет огромное количество народа, а последнюю партию, так вообще, не далее, как десять часов тому назад и никаких эмоций по этому поводу не испытал… Может быть дело было в том, что он «работал» дыроколами, дистанционно, так сказать… а может в том что убивал в горячке боя, когда или ты, или тебя, а может в том, что не видел вблизи истекающего кровью врага, не видел глаз умирающего человека, который только что был живой, а теперь раз – и глаза его тускнеют, из них уходит жизнь, они подергиваются смертной пеленой…