Ходок по Дороге 2 (СИ)

— Погодите, командир, не кипятитесь, — улыбнулся я. — Я правильно понял политическую ситуацию из наших последних разговоров? Империя после ряда поражений и отступлений достигла серьезных успехов, в том числе под Ломжино. И сейчас как можно быстрее нужен еще один решительный успех на фронте. От него много зависит — в том числе возможные мирные переговоры и даже политический развал Альянса.

— Верно, — озадаченно кивнул Ситников.

— Ставка была сделана на магию «эльфов», — продолжил я. — Но из-за вмешательства киннеров и Духа, атаковать ей снова нельзя. Иначе политические издержки для Империи могут оказаться больше чем успехи.

— Именно так.

— Ну, а раз так, то напрашивается простой выход. Магию против Альянса может применить тот, кто не подчиняется Империи. И кому нет никакого дела до киннеров. Например, пропавший на Дороге Ходок Тихомиров.

— Вот как? — задумался легат. — Гм… кажется, мысль ясна. Но — нет. Киннеры не идиоты и никогда не поверят, что мы здесь не при чем. Дух — тоже.

— Это как обставить дело, Виталий Матвеевич, — не согласился я. — Мою пропажу можно оформить элементарно. Доставьте меня к той капсуле, с которой я вышел на Дорогу, так, чтобы никто этого не видел. Я сам разорву свою связь с ней, все будет выглядеть естественно. Потом вы сможете с чистой совестью утверждать, что я пропал без вести, скорее всего, погиб на Дороге, за несколько дней до наступления. То же самое скажите и Кате, когда она придет в себя. Кстати, хватит держать девушку на второстепенных ролях, дайте ей, наконец, центуриона и поставьте рулить проектом. Она справится. Декурион Матвеева — умный, храбрый и ответственный боевой имперский офицер. А заодно — вся ваша, не то, что пришлый Тихомиров. Пусть делает карьеру, а после войны выходит в отставку и замуж за нормального парня.

— Погоди ты завещание диктовать, — нахмурился легат…

— Как скажете, — пожал я плечами. — Далее — напрямую на поле боя вы никак с боевой магией и имперской техникой не засветитесь. Мне не нужны будут ракеты, танки, дивизии и эскадрильи, я все сделаю сам. Все, что мне нужно — один хороший летчик-отставник и малый двухместный самолет или левиплатформа для подготовки колдовства, при этом вся подготовка пройдет до наступления и не оставит никаких материальных следов. Все следы к началу наступления исчезнут, уверяю вас. Подозревать Империю в применении магии будут, конечно. Но вас в любом случае будут подозревать. Но если вы пойдете в отказ — никто из союзников ничего не докажет и все сойдет на нет… Зато я обеспечу вам решающее преимущество в наступлении. Просто дайте мне список мест и целей, а так же время, когда их надо уничтожить. И еще — мне потребуется прибор Холдера и все остатки Д-антигена, взятого в Калужском питомнике. В итоге Империя пожнет все плоды наступления и будет не при чем, если возникнет вопрос о магии.

— А ты? — помолчав, спросил Холдер. — Что будет с тобой, Ваня?

— А я погибну, — пожал я плечами. — Или пропаду без вести. Это уже моя печаль, не ваша. Не берите в голову, господин легат, это мой личный выбор. Дело я сделаю.

— Мы так не можем. Русские своих не предают и не бросают.

— Бросьте, Виталий Матвеевич, — рассмеялся я. — Чечня, южные окраины СССР… список продолжать?

— Так было раньше. Но не в русской Империи.

— Оставьте это, — поморщился я. — Я предлагаю вам хороший выход, другого все равно нет. Соглашайтесь, легат.

Глава 20

— Ты не понимаешь, — качнул головой Ситников. — В Империи действуют официальные принципы, провозглашенные в договоре между Императором и общинами, известные как: «никогда больше». Никогда больше государство не будет бросать своих граждан, отказываться от них или выдавать по чьим-либо требованиям. Никогда больше в русской Империи чьи-либо частные или государственные интересы, не будут поставлены свыше интересов русского народа. Никогда больше никакая социальная идеология, теория или форма политической организации не может быть поставлена свыше русской национальной идеологии.

— Слова красивые, — пожал я плечами. — Но в документах они везде такие. В моем мире в той же конституции много чего написано. А по факту…

— Нет, это не только слова! — горячо возразил особист. — Ты думаешь, под наши знамена встали бы те, кто не принял новый порядок и новую этику, если бы мы врали и играли словами как «джоны»? Стали бы за нас воевать те, кто не захотел публично каяться за грехи бело-христианского мира и совершать белый олландж? Те бывшие иностранцы, которые сейчас воюют на фронте, вроде Карла Веберина? Если бы мы врали, мы бы столько не продержались. Мы последний оплот и мы не выдаем своих. Никогда. Поэтому за нас и дерутся до последнего, вот какая штука. Ты наш, Ваня. Ты принял присягу и служишь Империи и русскому народу. Хорошо служишь. У нас с тобой могут быть трения, вопросы, еще что-то… да хоть и трибунал, если ты совершишь преступление. Но мы не можем сдать тебя чужакам или отказаться от тебя и бросить на произвол судьбы.

— Не надо таких высоких слов, Виталий Матвеевич, — поморщился я. — Лишний пафос ни к чему.