Ходоки во времени. Освоение времени. Книга 1

Когда хозяйка квартиры ушла из дома по каким-то делам, а вернее всего, проветриться после моих неимоверных чувств, накопленных за месяцы воздержания, Симон вежливо напомнил о себе. В строгом костюме он проявился передо мной, разнеженным и неприбранным, лежавшим в свободной позе без мыслей в чужой постели.

– Ваня, – сказал он мягко, но настойчиво, – ты нам нужен…

Два дня отдыха встряхнули и взбодрили меня, позволили обрести какую-то отчаянную уверенность в себе. Похоже на то, когда я долго готовился и ужасно боялся прыгнуть с парашютом и, наконец, прыгнул, то ощутил блаженство свободного полёта и раскрепощённости, которые остались в каждой клеточке тела после приземления, и теперь – сам чёрт не страшен.

Так оно и было…

Две минуты на сборы, записка хозяйке, и вот мы уже в моей квартире. Чинно расселись как три высоко договаривающиеся стороны, где Учителю отводилась роль пассивного и созерцательного присутствия.

– Послушай, Ваня, меня внимательно, – начал Симон.

Я же как-то легкомысленно пропустил мимо ушей его призыв и отключился, сладко переживая события последних двух дней. Бурно встречали, повисли на шее, быстрый обмен бессмысленными словами… Было здорово!.. Я насторожился и выплыл в реальность, лишь услышав:

– … это не ходоки во времени в нашем понимании, а обычные люди, но использующие технику. Мы их называем аппаратчиками… Жаргон.

Я и Сарый вздрогнули. Я от знакомого слова, Учитель от тех неприятностей, которые они ему приносили.

– Что? – Я потёр лицо ладонями. Мне стало стыдно перед серьёзным Симоном, а ведь ещё недавно уверял его, что не мальчишка я какой-то, но муж, ответственный за слова и дела свои. Сказал виновато: – Я ничего не понял.

Симон, как я неоднократно отмечал, человек вежливый, он лишь прищурил левый глаз и обозначил обо мне своё мнение шевелением губ.

– Я повторю, – потирая колени, устало сказал он.

Интересно, что он обо мне думал в этот момент?

Вдруг примерно так, что вот сидит, мол, баловень судьбы и природы с блаженной улыбкой деревенского юродивого, ловит мух и ждёт, чтобы с ним говорили учтиво и мягко и, как бестолковому первоклашке, неоднократно объясняли бы суть необходимости в нём. А она, суть, довольно нешуточная, возникла неожиданно и не терпит отлагательства.

Неужели он так мог обо мне думать?! Если…

А ведь, может, именно так. А мне совсем не хотелось бы выглядеть перед ним плохим.

– Извини меня, Симон! – подобрал я своё небрежно развалившееся на диване тело, подтянул ноги и сел прямее. – Отвлёкся я. Как-то так уж получилось.

Симон прикрыл глаза, качнулся вперёд-назад и без обиды поддержал меня:

– Бывает, Ваня.

Симон скармливал мне очередную порцию сведений о ходоках вообще и о себе, в частности.

По-видимому, в подсознании я догадывался о многом, так как его признание, похожее на откровение, что они с Каменом Сарыем не из этого времени, а из будущего, не только не удивило меня, но, наоборот, успокоило. Как будто в наши взаимоотношения лёг последний камень, завершающий всю постройку.

Забегая вперёд, скажу, как оказалось: ложный камень и отнюдь далеко не последний.

– Мне всегда казалось, что вы не наши современники, – выразил я своё отношение к сказанному. – А дон Севильяк?

– Он, если так можно выразиться, – улыбнулся Симон, – туземец этого времени.

– Однако!.. И я туземец, значит? Абориген?

– Не придирайся к словам.

Наверное, притягательное и забавное сочетание слов «туземец этого времени» вновь отвлекли меня, и Симону пришлось опять напоминать, зачем мы здесь, собственно, собрались.

Извиняться не следовало, и так всё было понятно, и я просто выразил внимание к собеседнику.

– С тобой, Ваня, разговаривать – только время терять. Никакого терпения может не хватить. Ты же в школе, насколько я знаю, был примерным учеником… И в армии дисциплину чтил, а?

– Да слушаю я!

– Слушаешь, да не слышишь. Ладно… У нас в прошлое ходят не одни ходоки, от природы наделённые этим даром, но и обычные люди, использующие технические средства… Аппаратчики.

– Ага, – показал я понимание. – Мы их видели. Учитель обещал, что ты мне о них расскажешь.

В этот раз я незаметно для себя перешёл в разговоре с Симоном на «ты». Он не удивился.

– Знаю! – оборвал нетерпеливо он мои воспоминания. – Дослушай ты, пожалуйста!.. Диапазон у них велик, но без стабильной материализации в прошлом. Они чаще всего, как в кино, наблюдают жизнь со стороны. Для историков удобно: и прошлое не загрязняется их появлениями и поступками, и можно изучать многие исторические моменты воочию… Так вот. Техника развивается, и аппаратчики могли уходить в прошлое всё глубже и глубже. И уходили. Но вдруг перестали оттуда возвращаться.

– Как дон Севильяк?

– Нет, Ваня. Дону Севильяку такой диапазон и не снился. Те, кто исчез, ушли за сто тысяч лет.

Я непроизвольно присвистнул.

– Сто тысяч лет!.. И мне, что… – Я с замиранием сердца уставился на него, так как на столько лет в прошлое ещё не уходил, – надо узнать, что с ними случилось?

Симон кивнул.

– За сто тысяч?!

Он снова китайским болванчиком покивал головой.

– Ух! – выдохнул я со смешанным чувством радости и страха.