По мнению защиты, о нарушении тайны электронной переписки, помимо прочего, свидетельствовали заготовленные государственными обвинителями заблаговременно возражения на наши озвучиваемые в суде процессуальные документы, проектами которых накануне обменивались их составители по электронной почте. Да и фиксируемые компьютерными программами несанкционированные попытки проникнуть на почтовый сервер или что-либо скопировать из хранящейся в компьютере информации порой зашкаливали. К этому также нужно быть готовым любому, особенно тем, кто имеет представление о том, что такое СОРМ – «система технических средств по обеспечению оперативно-розыскных мероприятий на сетях телефонной, подвижной и беспроводной связи и персонального радиовызова общего пользования». Существование таких мероприятий и средств вряд ли является секретом для «продвинутых» пользователей компьютерной техники, тем более что об этом несложно достаточно много прочитать в открытом доступе, например в широко известной «Википедии». Здесь, к примеру, можно ознакомиться с такими откровениями: в российской СОРМ спецслужба самостоятельно, без обращения в суд, определяет пользователя, которого необходимо поставить на контроль, и также самостоятельно это осуществляет. Для непосредственного прослушивания разговоров решение суда официально требуется, но для получения другой информации (например, о фактах совершения вызовов) санкции суда не требуется; в то же время технических ограничений на прослушивание разговоров нет, и это может создать почву для злоупотреблений со стороны отдельных сотрудников правоохранительных органов[51]
.Поэтому о тайне телефонных переговоров и вовсе говорить смешно. Как-то раз по приезде в Читу коллега – адвокат Владимир Краснов приобрел местную SIM-карту и вставил ее в свой мобильный телефон. Уже утром следующего дня раздался звонок одного из членов следственной бригады, начавшего выяснять планы защитника по явке в прокуратуру. На удивленный вопрос Краснова следователь, несколько стушевавшись, сказал, что этот номер телефона он нашел в числе ранее записанных со слов адвоката. Комментарии, как говорится, излишни.
Имеются основания утверждать, что негласный контроль силами оперативных структур не прекращался по «делу ЮКОСа» и за границей Российской Федерации. Зафиксированный документально в материалах дела Михаила Ходорковского и Платона Лебедева и ставший достоянием гласности факт – это прослушивание телефонных переговоров начальника правового управления ЮКОСа Дмитрия Гололобова, имевшего также статус адвоката адвокатского бюро «Леке Интернэшнл». По инициативе следствия разрешение на контроль и прослушивание давали Басманный и Симоновский суды Москвы в сентябре и ноябре 2004 года, то есть после того, как Гололобов, скрываясь от преследования, выехал в Великобританию.
Судьи в обоих случаях не только отразили в своих постановлениях тот факт, что ФСБ предстоит прослушивать телефонные разговоры человека, находящегося в другом государстве, но и указали в своих решениях номер подлежащего контролю телефона английского оператора, начинающийся с кода +44. Но такие действия противоречат закону: суды, обязанные руководствоваться российским уголовно-процессуальным правом, проигнорировали, что действие УПК ГФ не может выходить за пределы территории Российской Федерации (за исключением некоторых случаев, к которым этот конкретный не относится). По сути, московскими судами с превышением своих полномочий было санкционировано проведение негласных оперативно-розыскных мероприятий на территории чужого суверенного государства.
В ином случае в ходе одного из судебных заседаний Хамовнического суда прокурор Валерий Лахтин продемонстрировал защите готовность назвать адрес в Лондоне, где ее представители встречались с иностранными специалистами, которым предстояло выступать на втором процессе Ходорковского и Лебедева в Москве. Он же не скрывал на суде осведомленность
0 тех западных адвокатах, с кем мы контактировали в процессе работы, чьи фамилии вообще никак не фигурировали в материалах дела.
Такие действия стороны обвинения носили столь вызывающий характер, что защита была вынуждена сделать 20 сентября 2010 года специальное заявление. В частности, в нем говорилось о нескрываемом прокурорами знании проводимых адвокатами мероприятиях по собиранию доказательств. Характер и содержание вопросов, задававшихся Лахтиным переводчику и привлеченным стороной защиты специалистам, убедительно свидетельствовали, что государственным обвинителям хорошо известны места их встреч, круг обсуждавшихся вопросов, состав участников, индивидуальные контакты. Тем же заявлением защита предупредила председательствовавшего, что при указанных обстоятельствах есть все основания предполагать, что активно проводимые по заданию прокурорско-следственных органов специальными службами оперативно-розыскные мероприятия в рамках распространенного «оперативного сопровождения судебных процессов» касаются не только адвокатов, но и иных лиц, причастных к отправлению правосудия.