И еще одно существенное пояснение. Если быть абсолютно точным, то в данном судебном производстве участвовали трое подсудимых, поскольку кроме наших подзащитных обвинения выдвигались еще и в отношении Андрея Крайнова, и поэтому рассмотрение первого дела правильнее было бы назвать процессом Ходорковского – Лебедева – Крайнова. По сути, появление этого фигуранта в связке с теми, кого определяли как руководителей и основных акционеров компании ЮКОС, являлось очевидным алогизмом и не имело каких-либо убедительных объяснений. На всем протяжении времени, связываемого обвинителями с деятельностью тех структур, которые собирательно они называли «Группа ЮКОС-Менатеп-Роспром», Андрей Крайнов играл весьма скромные роли, посвященные исключительно обеспечению нормального функционирования компаний вспомогательного назначения – российских аналогов уже упоминавшихся западных SPE. Его фирма и сотрудники преимущественно занимались учреждением и обслуживанием коммерческих организаций, на том или ином этапе требовавшихся бизнесу для решения возникающих задач, в том числе для успешной работы многочисленных структур и подразделений ЮКОСа.
Кстати, таких людей было немало, и при желании следственно-прокурорские органы могли бы усадить рядом с Ходорковским и Лебедевым достаточно много народа – в зависимости от размеров металлической клетки и фантазий разрушителей нефтяного холдинга. Почему же из всего состава мифической организованной группы выбор пал именно на Крайнова, можно только догадываться. Одна из имеющих право на существование версий – наличие практически готового уголовного дела, расследовавшегося ранее в Волгограде и связанного с Крайновым, которое после начала преследования юкосовцев было истребовано в Москву и присоединено к «материнскому» делу № 18–41/03. В итоге из Крайнова на тот момент сделали основного обвиняемого по волгоградскому эпизоду, соучастника Михаила Ходорковского (до объединения с Платоном Лебедевым они были фигурантами одного дела), члена орггруппы по якобы ущербной перепродаже апатитового концентрата (ст. 165 УК) и сведущее лицо по целому ряду других выдвинутых против Ходорковского и Лебедева обвинений. Интересно, что, когда было составлено обвинительное заключение по делу Лебедева, Крайнов был там указан в списке из 142 свидетелей под номером 1. По какому-то неведомому стечению обстоятельств он и в Хамовнический суд для дачи показаний был приглашен прокурорами самым первым.
Крайнов находился под подпиской о невыезде, вел себя в Мещанском суде, как и его защитники, очень осторожно, в контакты с другими адвокатами не вступал, что заставляло, конечно, беспокоиться и предполагать, что от него можно ждать всяких неприятностей. Однако, вопреки ожиданиям, дал вполне нейтральные показания (как и позже, в Хамовническом суде), по сути выдвинутых против него обвинений не признал себя виновным, и, несмотря на это, в результате Мещанский суд ему назначил пять лет лишения свободы условно.
Хорошо помню, как был напряжен этот человек, когда зачитывались последние строки обвинительного приговора. Услышав из уст судьи слова об условном наказании, он отвернул голову в сторону, пряча, как мне показалось, сползающую по щеке слезу. И когда затем кто-то из бравших у меня интервью журналистов спросил, не считаю ли я столь мягкий приговор Крайнову доказательством его сговора с обвинением, я довольно резко ответил, что у меня нет для этого ни малейших оснований и мы должны только радоваться за того, кто избежал тюремного заключения…
§ 3. Судья Колесникова и ее честь
«Участники судебного разбирательства, а также иные лица, присутствующие в зале судебного заседания, обращаются к суду со словами “Уважаемый суд", а к судье– “Ваша честь”».
Из сказанного выше о происходившем в Мещанском суде уже можно составить некоторое представление о председательствовавшей на процессе судье И. Колесниковой. Но этого мало, и более полную картину лицезреть позволят другие, не менее важные подробности и детали.
В судейский состав по первому делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, помимо И. Колесниковой, вошли двое судей – Елена Максимова и Елена Клинкова. Сразу замечу, что о последних двух участницах слушаний при всем желании сложно что-либо сказать. За весь период судебного следствия, длившегося девять месяцев, лишь одна из них, на моей памяти, проявила себя, задав пару незначащих вопросов кому-то из многочисленных свидетелей.