С тех пор прошло почти два года. Я строго хранил эту тайну. К слову, хранить ее было не так уж и сложно. Прослыть неумным чудаком с навязчивой идеей… Зачем?
А они… может, они оценят мое молчание?
Теперь-то я знаю, что им сказать.
Мне так нужно встретить их еще раз. Так много я хочу рассказать им, о многом расспросить. А потом… потом я обращусь к ним с одной-единственной просьбой. Человек я, в конце концов, маленький, вдобавок одинокий, меня никто не хватится здесь, на Земле…
А время идет.
Но ведь они сказали, что проверяли тех, кто узнал об их существовании!
И вот изо дня в день я все пристальней вглядываюсь в лица посетителей, а у особо подозрительных спрашиваю небрежным тоном:
– Вы никогда не обращали внимания вон на ту звездочку?
Они же сказали, что проверяли тех, кто узнал об их существовании. Значит, они обязательно зайдут сюда еще раз. Конечно, может быть, не те двое, а их товарищи. Но они обязательно зайдут сюда еще раз. Обязательно!..
А если нет?
Тогда…
Скажите, а вы…
ВЫ НИКОГДА НЕ ОБРАЩАЛИ ВНИМАНИЯ НА ТУ ЗВЕЗДОЧКУ?
Обратный ход эволюции
Любые истории, даже самые невероятные, обязательно начинаются с чего-то самого простого, обыденного. Другое дело, что потом нередко бывает трудно понять, с чего именно, и сами участники событий, не говоря уже о посторонних, зачастую не могут прийти к единому мнению, с чего же, собственно, каша заварилась.
Например, директор Института экспериментальной цитологии и генетики, где работает Илья, относил начала нашей истории к тому дню, когда Илья «защитился» и получил лабораторию. А следователь городской прокуратуры в поисках истоков тех событий обратился даже к моменту нашего знакомства. По-моему, он здесь слегка перегнул, ведь с Женькой и Ильей я дружил еще в школе, начиная с пятого или шестого класса… Одним словом, я теперь воочию убедился – сколько людей, столько и мнений.
Я же считаю, что все начиналось так.
…Федор Иннокентьевич подошел к шкафу и принялся разглядывать книги.
Илья – аккуратист, особенно с книгами. Нет, у многих, конечно, в шкафах всегда порядок, но у него они стоят по тщательно продуманной системе. Одно плохо: книги втиснуты настолько плотно, что с большим трудом можно вытащить нужную.
Вот и Федор Иннокентьевич легонько подергал за корешок одну, вторую, потом, видимо, поняв бесполезность своих попыток, взял ту, которая лежала поверх остальных. Она была толстой, большого формата, в глянцевой, синего цвета суперобложке.
Взял – и раскрыл на середине.
Вот с этого-то все и началась.
– Па-рей-азавр, – по складам прочитал Федор Иннокентьевич и прищелкнул языком от восхищения. – Ну и зверюга!.. Вот бы на кого поохотиться!
Нужно сказать, что Федор Иннокентьевич появился среди нас совершенно случайно, и вот каким образом.
В тот день при разговоре со мной шеф был предельно лаконичным. (Между прочим, он считает, что история началась именно с этого нашего разговора.)
Дело сводилась к следующему. Поскольку наша газета не может не осветить областных соревнований по тяжелой атлетике (раз), поскольку наш спортивный обозреватель заболел (два) и, наконец, поскольку других, более или менее свободных сотрудников у него в тот момент под рукой не оказалось (три), мне в обязанность вменялось дать на полколонки репортаж об этом значительном событии в спортивной жизни области. Сам я научный обозреватель, по совместительству пишу также фельетоны на злобу дня и глубоко убежден в там, что легкая атлетика потому так и называется, что ею заниматься намного легче, нежели тяжелой. Шеф о моих взглядах был осведомлен, но он не только умный, но и крайне предусмотрительный человек.
– В науке ты разбираешься, – ободрил он меня, – а штанга, думаю, не сложнее синхрофазотрона, осилишь! Тем более, я дам тебе отличного помощника. Вот, знакомьтесь! – он повернулся и указал на краснощекого широкоплечего мужчину лет сорока, сидевшего несколько поодаль в кресле. Я, когда вошел, как-то не обратил на него внимания. А жаль!
Мой будущий напарник поднялся и, тяжело ступая, переваливаясь, подошел к нам…
Как все гениальное, замысел шефа был предельно прост: спортивный опыт бывшего штангиста, а ныне тренера детской спортивной школы Федора Иннокентьевича Пичугина вкупе с моими литературными талантами должны были произвести нечто вроде шедевра среди спортивных очерков и репортажей. М-да-а, знал 6ы он, чем все это обернется…
Легонько подталкивая в спины, шеф проводил нас до двери, и лишь в коридоре я сообразил, к чему привела меня покорность судьбе и воле редактора.