Опасность всегда поднимала настроение поручика Соколова, он даже мог безошибочно судить о её степени именно по приливу веселья.
И опасность эта сейчас была велика как никогда.
Вместе с подпоручиком Беляковым Соколов шел по коридору, образованному линией буфетов и толпой, стоявшей шагах в двадцати от нее, и говорил:
- Идем как на параде. Хоть раскланивайся с ними. Чтобы гнилью не забросали по праву публики. Верно, подпоручик?
- Апашам не кланяются, их бьют - принял поручика всерьез Беляков. - Они, кстати, бутылками бросали из задних, так сказать, рядов.
- И что, попадали?
- Пока нет... Как это, однако, по-хулигански: бросить и спрятаться за чужими спинами.
Как раз в этот момент к ногам офицеров упала бутылка, еще наполненная огромными пивными пузырями. Толпа зарокотала. Стоявшие впереди начали оглядываться и выкрикивать ругательства.
- Как вам угодно, а я все же поклонюсь - сказал Соколов.
Он нагнулся к бутылке, поднял ее, с силой подбросил над толпой и, выхватив револьвер из кобуры, выстрелил. Луч московского прожектора на мгновение высветил стеклянный дождь.
Толпа загудела.
"Каждое утро - в тир, и répéter, répéter, répéter!"[25] - дал себе слово Беляков.
- Скажите, подпоручик, - пряча в усах самодовольную улыбку, спросил Соколов - а почему мы должны эти чертовы буфеты караулить? Моя рота вообще сегодня дежурная на случай пожара.
- Капитан Львович приказал. А вообще не должны. В обычные дни мы должны здесь за порядком следить, ибо данное поле есть подступы к лагерю. А сейчас должна полиция, которая все не приходит. Вот мы и продлили свой срок. Взвалили на себя, так сказать, чужие обязанности. Чтобы нижние чины жирком не заплыли, ну и вообще. Покуда войны нет, надо же людей чем-то занять. Das ist наша цель.
- Слышу слова не подпоручика, но капитана - сказал Соколов. - Или Клаузевица. Дубина, кстати, еще та был, я этого долго понять не мог. Так что не сотворите себе кумира. Кстати, вы в немецком действительно сильны? Мне летом в академию, а я до сих пор... Помилуйте, что это?
- Где? - завертел головой Беляков.
- Вон... Туман, видите?
Беляков посмотрел туда, куда протягивал руку Соколов - вперед и чуть правее, ближе к толпе. Тут овраг, идущий от шоссе к Ваганькову, был едва заметен, но шагах в ста дальше углубление в земле, похожее на русло широкой пересохшей реки, становилось более очевидным. В этот овраг, разделявший толпу и буфеты, вечером начали спускаться люди, и теперь там, где земля начинала уходить вниз, над головами людей висел слой тумана. Туман распространялся строго в пределах оврага, и чем овраг становился глубже, тем ниже стояли люди, а туман плавно повторял его дно, воспроизведенное, в свою очередь, толпой.
- Вижу - ответил Беляков. - Туман. Ну и что такого?
Поручик Соколов обернулся к унтер-офицеру Петровскому, шагавшему чуть позади, и скомандовал:
- Начиная отсюда, оставлять по двое солдат в каждом проходе. Каждому еще раз говорить, чтобы публику не били и не лаяли. Только словами увещевать! Смотри, сам проверю!
- Что тут такого особенного? - переспросил Беляков. - Люди дышат, становится прохладнее. Их дыхание превращается в туман.
- Что-то у меня с глазами, наверное, неладное... А вот и их жандармские благородия!
Беляков увидел колонну казаков, которая двигалась вдоль буфетов им навстречу, со стороны шоссе. Впереди ехал грузный полицейский полковник. Встретив колонну пехотинцев, полковник остановил лошадь.
- Поручик Соколов Седьмого гренадерского Самогитского полка. Подпоручик Беляков оттуда же. Прибыли на усиление караула.
Поручик Соколов обернулся к унтеру Петровскому:
- Рота, стой.
- Стой! - крикнул унтер.
- Мое почтение, господа! Полковник Будберг. Вы, верно, из Ходынского лагеря?
- Так точно - сухо ответил поручик Соколов. - За нами следует батальон гренадер Московского полка. Надо бы вам пораньше приехать, да отпустить нас, а то тесновато становится, да и не наше это дело - толпу усмирять.
- Извольте меня не учить, поручик.
- Слушаюсь.
- Продолжайте расставлять солдат - сказал полковник Будберг. - Мои казаки встанут между ними и буфетами.
- Осмелюсь доложить, господин полковник, у нас свой командир, капитан Львович - произнес Беляков.
- Капитан Львович?
- Да, капитан Львович, лагерный комендант и заведующий военно-полицейской частью Ходынского лагеря.
Будберг помолчал, вздохнул и сказал:
- Господа, я прошу вас. Понимаете, прошу. Мы и сами должны были прибыть сюда только к пяти утра.
- К пяти?!
Соколов мельком взглянул на Белякова.
- Ну что ж, если капитан Львович не будет против... Подпоручик, где его найти?
Беляков сделал два шага вперед и заглянул в следующую воронку, образованную острыми углами двух буфетов. Там перед проходом, как Беляков и ожидал, стоял часовой Казачинский - рядовой, католик и дворянин.
- Казачинский, приказываю оставить пост - сказал ему Беляков. - Отправляйтесь к эстраде. Найдете там капитана Львовича и скажете, что полицейский полковник предлагает нам поступить в его распоряжение. Если не найдете у эстрады, сбегайте к императорскому павильону. Я и поручик Соколов будем ходить здесь, вдоль буфетов.