Хофманн

В этот момент с другого конца Фалькенштрассе, из-за угла Мария-Викторияштрассе, взвизгнув тормозами выскочил на большой скорости автомобиль. Винсент, несмотря на плохое освещение, признал в нем, как ему показалось, синий «Ягуар», мчавшийся прямо на Клаудиу.

Автомобиль несколько раз посигналил, но скорости не сбавлял, а, пожалуй, наоборот, увеличил ее. По непонятным причинам, Клаудиа не пыталась увернуться; к ужасу Винсента она начала медленно опускаться перед автомобилем на колени.

Когда машина почти поравнялась с Клаудией, Винсент увидел выходящего из гостиницы Пьера, он бросился к своей возлюбленной. Но не успел.

Винсенту показалось, что машина только слегка ее задела. Но она взлетела в воздух, как безжизненная кукла, и упала головой на мостовую.

Вскрикнув, Пьер рухнул перед ней на колени.

Винсент замер, как парализованный. «Ягуар» промелькнул мимо него и свернул налево, в направлении центра города. Винсенту показалось, что за углом машина на секунду притормозила, послышался щелчок закрываемой двери, и затем машина понеслась на огромной скорости дальше. Человек с пистолетом исчез из поля зрения Винсента. Из своего убежища в кустах он продолжал, как завороженный, смотреть на то место, где лежала Клаудиа. Он понимал, что стал свидетелем ее убийства. Он вдруг вспомнил, что она ему говорила в понедельник вечером, и, охваченный невыразимым ужасом, почувствовал себя плохо: его стошнило.

* * *

Стюардесса самолета «Люфтганзы», совершавшего в пятницу, 19 октября 1984 года, рейс из Дюссельдорфа в Лондон, была очень обеспокоена чрезвычайной бледностью высокого рыжеволосого пассажира. Когда она его спросила, что с ним и не нужна ли ему ее помощь, пассажир в ответ слабо улыбнулся и покачал головой. Винсент Браун сидел в салоне первого класса, и все, чего он сейчас хотел, это покоя. События последних двух недель оставили свой след на его лице. Еще вчера ночью ему казалось, что он сойдет с ума. После того, как убили Клаудиу, он из последних сил доплелся до своей гостиницы. Сначала пешком, до стоянки такси у курзала, вниз по Лихтенталерштрассе, глядя только прямо перед собой. Таксисту, видимо, опасавшемуся за чистоту салона своей машины, он невнятно пробормотал что-то о том, что хватил в гостях лишнего, а в гостинице повалился прямо в одежде на кровать, но так и не сомкнул глаз. Свет он всю ночь не гасил и все время смотрел в потолок, боясь закрыть глаза и увидеть снова лицо Клаудии и ее смерть. Он судорожно пытался отогнать от себя мысли о случившемся. На следующее утро он чисто механически проделал все операции, необходимые для отъезда из гостиницы и поездки в Дюссельдорф. Им владела единственная мысль — поскорее добраться до Лондона.

Когда он пытался днем позвонить Эдварду из Дюссельдорфского аэропорта, ему казалось, что он уже в какой-то мере пришел в себя. После нескольких долгих гудков ему ответили, но это был чужой человек, представившийся сотрудником полиции. Лишь после настойчивых просьб и многократных заверений в том, что он действительно брат Эдварда, ему в осторожных выражениях объяснили, что Эдвард попал в неприятную аварию и находится сейчас в больнице; большего ему, к сожалению, сказать не могут или не хотят. Во всяком случае, для него Эдвард ничего не передавал. Связь неожиданно прервалась, и он вдруг почувствовал ноющую боль в правой части груди. Ноги стали ватными, они не слушались его, когда он, спотыкаясь, выходил из телефонной будки. Он совсем забыл, что надо заплатить за разговор, его извинения были приняты с пониманием, весь вид его вызывал жалость, и его даже проводили до самолета. Он смутно помнил, что, кажется, дал служащим аэропорта свой домашний телефон; они хотели позвонить жене, чтобы она его встретила в лондонском аэропорту Хитроу.

Мысленно он перенесся в свой родной город Гэлуэй в устье реки Корриб. Он представил себе свою мать, Мери Джейн, на кухне их дома на Гэлуэй-бей, в ее розовом вязаном джемпере, представил, как она чистит картошку для супа. Он вспомнил весь тот уют, теплоту домашнего очага, хотя хорошо сознавал, что все это для него рухнуло, все это в далеком, невозвратимом прошлом.

Его брат Эдвард был старше на 16 лет и поэтому в его детских воспоминаниях как-то не отложился. Он даже не запомнил его свадьбу в 1947 году. Винсент, последний ребенок в семье, любимчик родителей. Даже со своими четырьмя сестрами он мало общался. Позже, после смерти отца, Эдвард стал опекать Винсента, и только тогда, летом 1957 года, они начали по-настоящему узнавать друг друга. С годами их отношения становились более тесными и близкими.

Известие о несчастном случае с братом было последней каплей, переполнившей чашу событий прошедших двух недель — как будто споткнувшемуся и уже падающему ударили вдобавок по голени — так, на всякий случай, чтобы наверняка не поднялся.