Хогбены и все-все-все

— Постойте, — прервал его Оливер, поеживаясь — Тут возникли кое-какие осложнения. Я.. — Он замялся, не зная, как лучше сообщить им об этом С каждой минутой эти люди казались все более и более странными Даже их речь — и та была странной Они слишком тщательно выговаривали слова и произносили подчеркнуто раздельно. Английским языком они владели, как своим родным, но разговаривали на нем так, как поют певцы-профессионалы, в совершенстве овладевшие голосом и интонациями.

В голосе мужчины был холод, как будто между ним и Оливером лежала бездна, такая глубокая, что исключала всякую возможность общения.

— Что, если мне подыскать для вас в городе что-нибудь более подходящее? Тут рядом, через улицу…

— О нет! — с легким ужасом произнесла брюнетка, и все трое рассмеялись. То был холодный, далекий смех, не предназначавшийся для Оливера.

Мужчина сказал:

— Мы тщательно выбирали, пока не остановились на этом доме, мистер Вильсон. Ничто другое нас не интересует.

— Не понимаю почему, — с отчаянием ответил Оливер. Ведь это даже не современное здание. У меня есть еще два дома с куда большими удобствами. Да что там, перейдите через дорогу — из дома на той стороне открывается прекрасный вид на город. А здесь — здесь вообще ничего нет. Другие здания загораживают вид и к тому же…

— Мистер Вильсон, мы сняли комнаты именно здесь, — сказал мужчина решительно. — Мы собираемся жить в этом доме. Поэтому потрудитесь, пожалуйста, поскорее освободить помещение.

— Нет, — ответил Оливер, и вид у него был упрямый. — В арендном договоре ничего об этом не сказано. Раз уж вы уплатили, то можете жить здесь до следующего месяца, но выставить меня у вас нет права. Я остаюсь.

Мужчина собрался было возразить Оливеру, но, смерив его холодным взглядом, так ничего и не сказал. От этого безразличия Оливеру стало как-то неуютно. Последовало минутное молчание. Затем мужчина произнес:

— Прекрасно. В таком случае будьте любезны держаться от нас подальше.

Было немного Странно, что он совсем не заинтересовался, отчего Оливер проявляет строптивость. А Оливер слишком мало знал его, чтобы пускаться в объяснения. Не мог же он, в самом деле, сказать: "После того как я подписал договор, мне предложили за дом тройную цену, если я продам его до конца мая". Не мог бы сказать и по-другому: "Мне нужны деньги, и я постараюсь досаждать вам своей персоной, пока вам не надоест и вы не решите съехать". В конце концов, почему бы им и не съехать?! Увидев их, он сразу понял, что они привыкли к неизмеримо лучшим условиям, чем мог похвастать его старый, измочаленный временем дом.

Нет, просто загадочно, почему этот дом вдруг приобрел такую ценность. И уж вовсе нелепо, что две группы каких-то таинственных иностранцев лезут вон из кожи, чтобы заполучить его на май.

Оливер в молчании повел квартирантов наверх и показал им три большие спальни, расположенные по фасаду. Присутствие блондинки он ощущал всем своим существом, знал, что она все время наблюдает за ним с плохо скрытым интересом и, пожалуй, с симпатией. Но в этом интересе проскальзывал какой-то особенный оттенок, которого он никак не мог уловить. Что-то знакомое, но не дающееся в руки. Он подумал, что с ней славно было бы поговорить с глазу на глаз, — хотя бы для того, чтобы поймать наконец этот оттенок и дать ему имя.

Затем он спустился вниз и позвонил невесте.

Голосок Сью в трубке повизгивал от возбуждения:

— Оливер, в такую рань?! Господи, ведь еще и шести нет. Ты сказал им, как я просила? Они переедут?

— Нет, еще не успел. Да и вряд ли они переедут. В конце концов, Сью, ты же знаешь, что я взял у них деньги.

— Оливер, они должны съехать! Ты обязан что-нибудь сделать!

— Я стараюсь, Сью. Но мне все это не нравится.

— Ну, знаешь, не могут они, что ли, остановиться в другом месте! А деньги за дом будут нам позарез нужны. Нет, Оливер, ты просто обязан что-нибудь придумать.

В зеркале над телефоном он поймал свой озабоченный взгляд и сердито посмотрел на собственное отражение. Его волосы цвета соломы торчали в разные стороны, а приятное, смуглое от загара лицо заросло блестящей щетиной. Обидно, что блондинка впервые увидела его таким растрепой. Но тут решительный голос Сью пробудил задремавшую было совесть, и он сказал в трубку:

— Постараюсь, милая, постараюсь. Но деньги-то у них я все-таки взял.

И правда, они заплатили огромную сумму, куда больше того, что стоила аренда даже в этот год высоких цен и высоких доходов. Страна как раз вступила в одно из тех легендарных десятилетий, о которых потом заговорят как о "веселых сороковых" или "золотых шестидесятых", — славное времечко национального подъема. Сплошное удовольствие жить в такое время, — пока ему не приходит конец.

— Хорошо, — устало пообещал Оливер. — Сделаю все, что смогу.

Но день проходил за днем, и он понимал, что нарушает свое обещание. Тому было несколько причин. Сью, а не Оливер придумала превратить его в пугало для жильцов. Прояви он чуть больше настойчивости, весь проект был бы похоронен еще в зародыше. Конечно, здравый смысл был на стороне Сью, однако…