Читаем Хохол полностью

-Так вот, мой милый друг,-"милый друг"– одно из самых любимых обозначений своей привязанности к человеку у Хохла. Такое обращение совсем не соответствовало тюрьме, и Поэта приятно удивляло это.-Моё детство упустим. Не будем бегать с тобой по улицам моего маленького двадцатитысячного городка. Количество населения, в принципе, для меня не играет роли, в миллионном городе, тоже общаешься с единицами, я имею в виду дружбу. Настоящую дружбу, как у индейцев, когда они братались кровью. Не этих, из племени: тумба-юмба, в рот компот! Оставим без внимания и школу с ПТУ, события того времени не имеют особой ценности, единственное, что это была моя юность, и участник в том бреду был я. Будем брать отдельные фрагменты, из моей жизни. Очень похоже на коллекционирование монет, будем искать те, что лучше и подороже. Одно событие не представляет особой ценности, так как и монета, а коллекция, уже стоит миллион, пусть и деревянных денег. Вот мы сейчас сидим и смотрим на рассвет, у тебя вообще есть осознание того, что немногие люди живут в таком мире как мы. Не в плане обстоятельств и обстановки, а в том, что все спят в это утреннее время, в будний день. Я видел ты уже потихоньку крапаешь словечки в тетрадь, и чем чаще ты берёшься за это дело, тем сильнее мою душу терзают сомнения.– Поэт хотел возразить и огорчиться, но Хохол не дал.


-Нет, в тебе я не сомневаюсь, ты не пыли! Я сомневаюсь в самой идее. Ведь автобиография должна начинаться с даты рождения, месте рождения, чем занимаются родители и т.д.., но зачем нужны цифры, пока я жив. Лучше пиши, как тебе вздумается и видится. А я буду иногда что-то рассказывать из своей жизни,– и Хохол задумался.


Рассвет притягивал, поэта слепило солнце и слезились глаза, а Хохол, наоборот, старался как можно больше поглотить солнечного света своими глазами. Заряжал батарейку зрения. Они сидели, свесив ноги, на второй верхней шконке.


– Послушай, Хохол, а что если написать немного о себе, всё выдумать. Описать ситуацию, за что я угодил в тюрьму.– и Поэт рассказал историю про потасовку в кабаке, про мажора, которому дал по роже, про его отца чиновника. Приукрасил, как он заступился за девушку.


-Банальщина! Чепуха! Нам не нужен вымысел, тем более безталанный. Хотя такой случай не исключён, и я знаю многих, кто попадал в подобные сюжеты. Сам за такую историю судимость имею. Только у меня в биллиардной случилось, тоже заступился за приятеля и "розочкой" шею порезал человеку. Хулиганка не вызывает у меня уважения, только правда, Поэт, пусть горькая, пусть не смешная порой, но правда. Пиши про себя обязательно, ты ж писатель. Напиши, что сидишь за кражу, что сглупил и больше так не будешь, а-ха-ха-ха!– снова прилетели вороны под смех Хохла.


Хохол получил своё прозвище за то, что родился на Украине, сам же по национальности русский, он часто возмущался своей неудаче, что родился, где не хотел бы родиться. Но прозвищу не сопротивлялся. Хохол утверждал, что у каждого преступника должно быть погоняло, иначе удачи не видать.


– Меня, как только не называли в тюрьме. И студент, и профессор, ботаник, снайпер, клёпа, а всё из-за очков. Очки идут моему благородному лицу.– физиономия Хохла, ни о чём Поэту не говорила, он не разбирался в лицах.

–Это не моё высокомерие говорит и не самовлюблённость. Я по сути себя ненавижу, раз так не ценю свою жизнь и свободу. Это, Поэт, мнение посторонних людей такое. Однажды, поднимаясь на эскалаторе в метро, на ступень выше меня стояла женщина с сумкой в руке. Сумка открытая и телефон торчит, я немного присел и потянул телефон, но он зацепился, женщина вскрикнула, и сказала: "А такой интеллигентный молодой человек на вид! Пройдите, вперёд!"


– С тех пор я понял, что у меня внешность интеллигента, с долей благородства. Ты, Поэт, про себя лучше в конце напишешь,-Поэт молча кивнул головой.-Может на свободе рассветы и разные, а здесь, сколько я не смотрю на солнце, одно и тоже.


-Может, из-за грязного стекла и решёток…


-Поэт, поэт, если бы я смотрел на рассвет, даже в щель с размером в спичечный коробок, сказал бы тебе тоже самое. Дело не в стекле и в разрезанном на квадратные куски солнце, дело в состоянии души. Вот ты на воле осознавал ценность газеты или целлофанового пакетика, нет. Потому что это мусор, хлам. А здесь в газету можно, закрутить табачок, подтереться, замотать в неё чай, сделать карты. Так же и пакетик, чтоб кипятильник починить, изоленты нет, здесь пакетик и пригодиться. Я слишком рано к этому привык, поэтому и дома ничего не выбрасывал, и хочу тебе заметить, это ничтожное занятие. Ладно, Поэт, пора прощаться на сегодня, буду читать.


"Прощаться…"– подумал Поэт: "Если бы, эх, как хочется на волю."– залез к себе на шконку и уставился в потолок.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное