Хокин

— А вы бы хотели? — спросил Сайфер, и Джорни и Мэддокс покачали головой. В конце концов, что сказать женщине, которая вас бросила, и не ради вашего блага, а потому что вы — средство для достижения цели, пешка в игре, в которую вас втянули без вашего желания?

— Хокин! — позвала его, подошедшая, Лиллиана, которая перебирала кончик светлой косы, перекинутой через плечо. — Я видела, что произошло. Ты в порядке? — Когда он кивнул, она улыбнулась и опустила руки. — Хорошо. Следующий вопрос. Ты совсем дурак?

Он посмотрел на своих друзей, которые яростно кивали.

— Коллективное мнение гласит «да».

Хокин оглядел всех свидетелей случившего, призывая их вернуться к своим делам.　

— Что там Азагот говорил о войне? — спросил он Лиллиану. — Что закончено? О каких детях он говорил? — И что с этими детьми?

— Не знаю. — Она скрестила руки на груди, сминая голубую шёлковую блузку. — Я понятия не имею, что творится с Азаготом, но вам какое-то время нужно быть с ним тише воды, ниже травы. Я не видела, чтобы у него так менялось настроение с тех пор, как впервые попала в Шеул-Гра. Он любит вас — всех вас — но, думаю, что тех, кого превратил в живых статуй, тоже любил.

— Разве? — тихо спросил Джорни. — Неужели?

Лиллиана нахмурилась.

— Разве что? Любит ли статуи?

— Нет. Я о том, что он любит нас.

— Конечно же, — ответила Лиллиана, но Хокин поклясться мог, что слышал в её голосе нотку сомнения.

Мэддокс усмехнулся.

— Он ангел, в обличье демона, в обличье мудака. Ему плевать на всех, кроме себя.

В мгновение ока Лиллиана приблизилась к лицу Мэддокса, метая глазами гневные молнии, крылья, которые Хокин никогда раньше не видел, держались высоко, затапливая его брата в тени. Лиллиана была ниже Мэддокса дюймов на шесть, но каким-то образом сейчас просто возвышалась над ним.

— Как ты смеешь, неблагодарный негодяй, — рявкнула она, заставляя Мэда пятиться назад от силы гнева. И Хокин не подозревал, что она способна на такой гнев. Лиллиана всегда была такой спокойной и милой.　- Ты не видишь того, что он для вас делает? Для всех вас? Вы совершенно слепы перед тем, что он для вас тут строит? Он не делал это для шоу, личной или политической выгоды, и не важно, что говорила Ульнара. Я видела его страдание и ощущала его боль, когда вашему брату Метикору удалось на некоторое время закрыть доступ Мемитимам в Шеул-Гра. Но твоему отцу пришлось оказать миллион милостей, чтобы отменить это решение — милостей, которые дорого ему обошлись. — Она ткнула пальцем в грудь Мэддокса. — Поэтому, если не можешь выказать ему хоть немного уважения, я лично покажу, где находится дверь.

Мэддокс в знак капитуляции поднял руки, стараясь не пролить вино.

— Да, мэм, — смиренно произнёс он. — Прошу прощения.

Долгое время Хокин не был уверен, что Лиллиана примет извинения, и когда он уже начал искать способы разрулить ситуацию, она, раздражённо хлопая крыльями, отошла от Мэддокса.

— Ладно, — хрипло произнесла она. — А сейчас я пойду его проверю. Парни, наслаждайтесь вечеринкой.

Хокин бы заверил её, что так и будет, но не собирался оставаться. Ему нужно прочитать все записи, что есть о прошлом Дрейгера, а затем решить, что делать с Авророй. Он уже собирался помахать своим приятелям, когда руку от запястья до плеча охватила боль. Зашипев, он посмотрел на ряд из семи геральди, что тянулись от начала ладони до запястья. Один, что был посередине, пульсировал и мигал красным.

Один из праймори попал в беду.

— Я тебя прикрою, — сказал Джорни. — Пошли.

— Я в деле, — встрял Сайфер. — Давай надерём задницу.

Мэддокс допил вино и бросил на землю бокал победным жестом.

— Надерём задницу!

Хокин бы оставил пьяную задницу Мэддокса здесь, но сейчас был просто счастлив, что у него есть друзья и семья. Так и на войну можно отправиться. Особенно сейчас.

Глава 8

Лиллиана сделала глубокий, успокаивающий вдох и потянулась к ручке двери кабинета Азагота. Но как только коснулась холодного металла, застыла в нерешительности. Она и раньше видела своего супруга в ярости и знала, что нужно дать ему личное пространство. Много пространства. Особенно, после того, как он потерял контроль над внутренним демоном и отпустил его поиграть.

Лиллиана посмотрела на часы. Прошёл час, как Азагот улетел. Она прежде никогда не видела, как он летает. Что это значило? Что с ним происходило? Внутренности сжимались, пока она пыталась успокоить себя последним ментальным разговором и открыла дверь.

Азагот вернулся к своему красивому облику и стоял так близко к камину, что пламя облизывало подол чёрного халата, который он, должно быть, накинул на себя после того, как вернулся из обличья зверя, уничтожившее его одежду.

— Привет, — тихо произнесла Лиллиана.

Большое тело Азагота вздрогнуло, но он к ней не повернулся.　

— Любимая.

Каждый раз, когда он её так называл, Лиллиана внутренне немного таяла. Изначально она пришла в Шеул-Гра, чтобы кое-что у Азагота украсть, и ему нравилось утверждать, что она украла его сердце. А он в свою очередь украл её, и даже когда наступали тяжёлые времена, Лиллиана по-прежнему считала себя самым удачливым ангелом.